Бегство от свободы

То, что верно для экономической сферы, также верно и для политической. В ранние дни демократии существовали ее разные виды, при которых индивид мог конкретно и активно участвовать в голосовании по определенному решению или за определенного кандидата. Обсуждавшиеся вопросы, как и кандидаты, были ему знакомы; акт голосования, часто происходивший на собрании всего населения города, обладал конкретностью, и каждый гражданин имел значение. Сегодня избиратель имеет дело с гигантскими партиями, которые от него так же далеки и так же влиятельны, как и гигантские промышленные корпорации. Предлагаемые программы сложны и еще более затуманиваются при обсуждении. Избиратель может иногда встречаться с кандидатом во время предвыборной компании, однако с наступлением эры масс-медиа это случается не так уж часто; так гражданин теряет один из последних шансов оценить «своего» кандидата. На самом деле ему предлагается выбор из двух или трех кандидатур, выдвинутых партийной машиной, но они выдвигаются не по «его» выбору, избиратель и кандидат мало знают друг о друге, и их отношения столь же абстрактны, как большинство отношений в обществе.

Как и влияние рекламы на потребителя, методы политической пропаганды имеют тенденцию усиливать чувство собственной незначительности у избирателя. Повторение лозунгов и внимание к факторам, не имеющим отношения к обсуждаемым вопросам, заглушают критические соображения избирателя. Ясное и рациональное обращение к его мышлению скорее исключение, чем правило в политической пропаганде – даже в демократических странах. Перед лицом силы и величины партий, прославляемых их пропагандой, отдельный избиратель не может не чувствовать себя маленьким и незначительным.

Все это не означает, что реклама и политическая пропаганда открыто подчеркивают незначительность индивида. Совсем наоборот: они льстят ему, заставляют его казаться кем-то важным, притворяются, будто обращаются к его критическим суждениям, к его способности выбирать. Однако эти уловки по сути способ усыпить подозрения индивида и заставить его ошибочно счесть решение его личным. Нет нужды указывать, что пропаганда, о которой я говорю, не является полностью иррациональной и что доводы, приводимые разными партиями и разными кандидатами, различаются по рациональности и весу.

Растущему бессилию индивида способствуют и другие факторы. Экономическая и политическая сферы стали более сложными и обширными, чем были раньше; у человека остается все меньше возможностей в них ориентироваться. Опасности, с которыми он сталкивается, тоже выросли в размерах. Структурная безработица многих миллионов усиливает чувство неуверенности. Хотя поддержка безработных за счет общественных средств во многом смягчает последствия безработицы не только экономически, но и психологически, факт остается фактом: для огромного большинства населения гнет перспективы оказаться безработным очень тяжел психологически, и опасение этого накладывает отпечаток на всю жизнь человека. Иметь работу – независимо от того, что это за работа – многим представляется всем, чего они хотят от жизни, и чем-то, за что они должны чувствовать благодарность. Безработица угрожает также пожилым людям. На многие должности предпочитают брать людей молодых и неопытных, которых легко обучить, т. е. тех, кого нетрудно превратить в мелкие винтики, потребные для конкретной операции.

Угроза войны также способствует росту чувства личного бессилия. Конечно, в XIX веке войны тоже были. Однако со времен последней войны возможности разрушения увеличились так чудовищно, часть населения, страдающего от военных действий, выросла настолько, что исключения не может быть ни для кого… Угроза войны превратилась в кошмар, который, возможно, и не осознается многими до тех пор, пока их нация не окажется на деле вовлечена в войну, но который бросает тень на жизни людей и усиливает чувства страха и личного бессилия.

Общий «стиль» всего этого периода совпадает с нарисованной мной картиной. Огромность городов, в которых теряется человек, здания, высокие как горы, постоянная звуковая бомбардировка из радиоприемников, кричащие заголовки, меняющиеся три раза на день и не оставляющие индивиду возможности выбрать, что же на самом деле важно, шоу, в которых сотня девушек демонстрирует способность отказаться от всякой индивидуальности и действовать со слаженностью автоматов, бьющие по ушам ритмы джаза – все это и многие другие детали образуют созвездие с непонятными измерениями, по сравнению с которым человек всего лишь маленькая частица. Все, что он может делать, – это шагать в ногу, как марширующий солдат, или механически повторять действия, как рабочий у бесконечного конвейера. Действовать он может, но независимость и значительность утрачены.