Бегство от свободы

Часто, и не только в обыденной речи, садомазохизм путают с любовью; особенно как выражение любви рассматривается феномен мазохизма. Полное самоотречение ради другого человека и отказ от собственных прав и притязаний ради него восхваляются как пример «великой любви». Представляется, что нет лучшего доказательства «любви», чем самопожертвование и готовность отказаться от себя ради любимого человека. На самом деле в таких случаях «любовь» – это по сути мазохистское стремление и коренится в симбиотической потребности. Если мы понимаем под любовью страстное утверждение и активную связь с сущностью определенного человека, если мы понимаем под любовью союз с ним на основе независимости и цельности любящих, тогда мазохизм и любовь – противоположности. Любовь основывается на равенстве и свободе. Если она по сути – подчинение и утрата целостности одного из партнеров, то это мазохистская зависимость, независимо от того, как эти отношения рационализируются. Садизм также часто выступает под маской любви. Власть над другим человеком, если утверждается, что это для его блага, часто выглядит выражением любви, однако ведущий фактор в таких отношениях – наслаждение доминированием.

На этом месте у многих читателей возникнет вопрос: не идентичен ли садизм, как мы здесь его описываем, стремлению к власти? Ответ заключается в следующем. Хотя многие наиболее деструктивные формы садизма, когда целью оказывается причинение боли другому человеку, не идентичны желанию власти, таковое является самым значимым проявлением садизма. В настоящее время проблема обрела особое значение. Со времен Гоббса во власти видели основной мотив человеческого поведения; последующие столетия, впрочем, увеличили весомость легальных и моральных факторов, направленных на ограничение власти. С появлением фашизма страсть к власти и убеждение в праве на власть достигли новых высот. Миллионы людей впечатлены победами власти и принимают их за свидетельство ее силы. Несомненно, власть над людьми есть выражение превосходящей силы в чисто материальном смысле. Если в моей власти убить другого человека, я «сильнее» его. Однако в психологическом смысле страсть к власти коренится не в силе, а в слабости. Это выражение неспособности индивида жить в одиночку. Это отчаянная попытка обрести вторичную силу при отсутствии настоящей собственной силы.

Термин «power» имеет двойное значение. Одно из них – иметь власть над кем-то, доминировать над ним; другое – обладать силой что-то сделать, быть способным, быть мощным. Последнее значение не имеет никакого отношения к доминированию; оно выражает обладание способностью. Если мы говорим о бессилии, мы имеем в виду именно это значение; мы думаем не о человеке, который неспособен доминировать над другими, а о том, кто неспособен делать то, чего хочет. Таким образом, власть (сила) может означать одну из двух вещей: доминирование или потенцию. Эти два качества совсем не идентичны; напротив, они являются взаимоисключающими. Импотенция, если использовать этот термин не только в отношении сексуальной сферы, но применительно ко всем сферам человеческой активности, приводит к садистскому желанию доминирования; пока человек обладает потенцией, т. е. способен реализовать свой потенциал на основе свободы и целостности своей личности, он не нуждается в доминировании и не испытывает жажды власти. Власть в смысле доминирования есть извращение потенции, точно так же, как сексуальный садизм есть извращение сексуальной любви.

Садистские и мазохистские черты, вероятно, могут быть обнаружены в каждом человеке. На одном полюсе находятся те индивиды, чья личность полностью управляется этими чертами, на другом – те, для кого садомазохистские черты не характерны. Только говоря о первых, мы можем употреблять название «садомазохистский характер». Термин «характер» употребляется здесь в динамическом смысле, как говорит о характере Фрейд. В этом смысле характер – не сумма поведенческих паттернов, типичных для человека, а доминантные побуждения, мотивирующие поведение. Поскольку Фрейд полагал, что базовыми мотивирующими побуждениями являются сексуальные, он пришел к концепциям «орального», «анального» или «генитального» характеров. Если не разделять такое предположение, то приходится предложить другие типы характера, однако динамическая концепция остается той же. Побуждающие силы не обязательно осознаются как таковые человеком, чей характер ими определяется. Индивид может быть полностью во власти садистских побуждений, но считать, что он мотивирован исключительно чувством долга. Он может даже не совершать никаких открытых садистских актов, подавлять свои садистские побуждения достаточно для того, чтобы на поверхности не выглядеть садистом. Тем не менее глубокий анализ его поведения, его фантазий, сновидений и жестов покажет, что в более глубоких слоях его личности действуют садистские импульсы.