Бегство со Светлого берега

В конечном счете жить в одной комнате с чужой женщиной совсем другого культурного уровня оказалось не столь уж худо, как того опасалась Нина Петровна. Живость и невозмутимое добродушие Ольги Васильевны, полное отсутствие жеманства действовали как успокоительное средство на постоянную, хотя и сдерживаемую раздражительность Нины Петровны. Кроме того, за вульгарным обликом своей соседки она скоро обнаружила бесконечные запасы естественного такта, что было куда как лучше безразличной корректности.

— Вы не мешаете мне, — сказала она Нине Петровне, опасавшейся, что свет ее ночника не дает Ольге Васильевне уснуть ночью. (Нина Петровна не могла заснуть, не почитав час-другой в постели.) — Читайте хоть всю ночь, если хотите; я просто повернусь на другой бок и закрою глаза. Я со всеми могу ужиться. Я прожила пятнадцать лет в одной комнате с дочерью, а потом — вместе с ней и ее дочерью, и могу сказать, что мы почти не ссорились. Мы обе прекрасно знаем, что люди не могут долго жить рядом и не действовать время от времени друг другу на нервы, и мы решили просто не разговаривать, когда такое случается.

— Но ведь трудно все время подавлять свои чувства?

— Может быть, но всё лучше, чем сделать что-нибудь такое, о чем будешь жалеть всю жизнь.

Так прошли две недели из назначенного Ольгой Васильевной «месячника дружбы». Женщины вместе гуляли в лесу, заходили в деревенский магазин, и пара, выглядевшая столь же нелепой, как две птицы разных пород (одна — скромный дрозд с коричневым опереньем, другая — пышный, переливающийся радугой зобастый голубь), казалась теперь неразлучной. Каким-то образом Ольге Васильевне удавалось говорить о себе, не наскучивая, а Нина Петровна не уставала выслушивать длинную повесть чужой жизни. Через какое-то время она обнаружила, что поверяет свои заботы чужому сочувственному слуху, а ведь и не вспомнить, чтобы с ней когда-нибудь такое бывало.

Однажды, когда после утренней прогулки они отдыхали на одной из зеленых скамеек в саду, умиротворенно наблюдая за возвращением из леса других отдыхающих, поодиночке, по двое и маленькими группами, Ольга Васильевна вернулась к разговору, который завязался еще в лесу. Письмо из дома, казалось, нарушило ее безмятежность.

— Будь у меня своя комната, ни за что бы сюда не поехала, — горько сказала она. Маска добродушия на миг слетела с ее лица, и Нина Петровна успела разглядеть за ней лик грустной реальности. Ольга Васильевна вздохнула; это был один из тех долгих трепещущих вздохов, которые идут как будто из самого сердца человека. Когда маска была водворена на место, она продолжила своим обычным рассудительным тоном: — Нам тут с вами было хорошо. Нас было только двое, и что вы, что я, как говорится, приличные люди. А иногда попадаются такие склочные женщины, что, как ни старайся им угодить, на них ничего не действует. В прошлом году я жила с двумя такими, так они состязались друг с другом, кто больше сделает гадостей остальным. Одна из них вечно бегала к директору и жаловалась на меня, что я встаю раньше всех и сливаю всю горячую воду или что я стираю чулки в раковине. И у каждой из них было по транзистору, так, поверьте, они включали их одновременно и слушали разные программы — они ненавидели друг друга еще сильнее, чем меня.

— Вам надо было на них пожаловаться, — сказала Нина Петровна, — этого нельзя допускать в спальне.

— Я никогда не жалуюсь, — кратко ответила Ольга Васильевна. — И я уверена, вы тоже не пойдете к директору, если я включу свой транзистор.

— Мне и не нужно было никуда ходить, — мягко возразила Нина Петровна. — Довольно было вам сказать, что я этого не люблю.

— Ах, если бы все были, как мы с вами, не было бы войн, — сказала Ольга Васильевна.

— Вы уверены? — удивилась Нина Петровна.

Увлеченная потоком подробностей, которые ей не терпелось сообщить, Ольга Васильевна забыла, о чем на самом деле хотела поведать своей подруге, но по слегка смущенному и беспокойному выражению ее лица Нина Петровна поняла, что она еще не прогнала какие-то неприятные мысли. Когда Ольга Васильевна вновь нарушила молчание, ее слова, казалось, никак не были связаны с тем, о чем она говорила раньше.

— Им будет легче, когда меня не станет.

— Вы только так говорите. Это оттого, что вы живете в такой невыносимой тесноте.

— Не только. Не удержишься от мысли, что им станет проще жить, когда я умру. С одним человеком меньше считаться.