Бегущие наобум

Контору. — Внезапно он махнул рукой. — Боже, о чем говорю! Еще чуть- чуть, и я бы во все поверил. Это полный абсурд, Алан!

Я протянул ему пустой стакан.

— У меня пересохло в горле после таких разговоров — налей еще.

Кейс потянулся за начатой бутылкой, а я продолжал.

— Посмотрим на все иначе: вопрос поставлен, а раз так, не может оставаться без ответа. Если ты повторишь Тэггарту мои обвинения про­тив Слэйда, он должен будет предпринять соответствующие меры. Он не может позволить себе молчать. Разложит Слэйда под микроскопом, и я не думаю, чтобы тот выдержал основательную проверку.

Кейс кивнул.

— Есть лишь одно «но», — начал он. — У тебя должна быть полная уверенность, что ты не руководствуешься в отношении Слэйда предубеж­дением. Я знаю, почему ты ушел из Конторы, и хорошо знаю, почему так открыто не терпишь Слэйда. Ты не можешь быть объективным. Ты обвиня­ешь его во всех грехах, и если он выйдет из всего этого чище, чем первый снег, то ты окажешься в безрадостной ситуации. Слэйд потребует твою голову на подносе и получит ее.

— Тогда и будет иметь право требовать. Но до этого не дойдет. Он виновен, как сто чертей.

Моя тирада прозвучала довольно убедительно, но я сам не мог изба­виться от навязчивого опасения в возможной ошибке. Замечание о моей предубежденности против Слэйда не было лишено оснований. Еще раз лихорадочно проанализировал все обвинения против Слэйда и не нашел ни одного слабого места.

Кейс посмотрел на часы.

— Половина двенадцатого.

Я отставил стакан с нетронутым виски.

— Уже поздно, мне нужно возвращаться.

— Я передам все Тэггарту, — заверил Кейс. — Расскажу ему также о Флите и Маккарти. Может, ему удастся что-нибудь выведать через Вашингтон.

Я вытащил нож из крышки туалетного столика и сунул его за носок.

— Скажи мне, Джек, ты действительно не знаешь, в чем здесь дело?

— Ни малейшего понятия. В первый раз об операции услышал, когда меня вызвали из Испании. Тэггарт был взбешен, и по-моему, были на это причины. Жаловался, что ты не хочешь иметь ничего общего со Слэйдом и что даже не захотел сказать ему, где находишься. Сказал еще, что ты согла­сился встретиться со мной в Гейсир. Я не кто иной, Алан, как мальчик на побегушках.

— То же самое Слэйд сказал обо мне, — мрачно заметил я. — Знаешь, мне уже осточертело бежать наобум, по уши сижу в этой гонке. Может, правильнее плюнуть на все и не двигаться с места?

— Я бы не советовал тебе, — предостерег Кейс. — Лучше послушайся приказа и отвези посылку в Рейкьявик.

Он надел пиджак.

— Я провожу тебя до машины. Где ты ее оставил?

— Недалеко от отеля.

Он уже открывал дверь, когда я сказал:

— Думаю, что ты не был со мной до конца откровенным, Джек, избе­гал, как мог, нескольких тем. Послушай, в последнее время происходят разные удивительные вещи, например, работник Конторы гоняется за мной с оружием в руках. Поэтому скажу тебе одно: вполне реально, что по дороге в Рейкьявик меня задержат, и если окажется, что ты имел к этому отношение, несмотря на нашу дружбу, я доберусь до тебя. Надеюсь, ты все правильно понял.

Он улыбнулся.

— Ты воображаешь себе нереальные вещи.

Однако улыбка получилась принужденной, а в выражении его лица я подметил что-то, чего не мог определить и что вызвало у меня тревогу. Прошло много времени, прежде чем понял, что за этим крылось, но случи­лось это, к сожалению, слишком поздно.

VI

Мы вышли из отеля. Темнота, окружившая нас, была типичной для летней поры в Исландии. Ее можно назвать кошмарным полумраком. Воз­дух переполнял запах серы.

Кейс, пожалуй, тоже почувствовал беспокойство в атмосфере, посмо­трел на стреляющие вверх гейзеры и прошептал:

— Что-то в этом есть, верно?

— Да, — коротко ответил я.

Мы шли, похрустывая подошвами ботинок, по дороге, покрытой обломками лавы, мимо длинной шеренги выкрашенных белых столбов, отделяющих дорогу от горячих источников. Оттуда доносились бульканье кипящей воды и все более сильный запах серы. В дневном свете источни­ки отличаются разными цветами: одни белые и чистые, как джин, другие сверкают прозрачной голубизной или зеленью, но каждый близок к темпе­ратуре кипения.

Даже в темноте я видел белые облачка пара, поднимающиеся в воз­дух.

Кейс заговорил:

— А если говорить о Слэйде, какое имело...

Я так никогда и не узнал, о чем он хотел спросить, так как возле нас внезапно выросли три плотные тени. Я почувствовал, как кто-то ухватил меня за плечо, и услышал шведскую речь:

— Стевартсен, стоять! Понятно?