Бегущие по мирам

Изящно выуживая кусочки тушенки из банки, вскрытой смешным крохотным ножичком, «Спящая царевна» – она же Кошка, Пятая, но по красоте безусловно первая в магическом Совете – прислушивалась и присматривалась к новым подданным. Подданные сначала робели и отмалчивались, но Кошка подарила каждому особый взгляд – такой, что всякому казалось, подарок достался только ему. Определенно с ней творилось что-то необыкновенное и очень приятное. Поцелуй не разбудил в Пятой памяти, зато разбудил нечто другое. Нет, не нечто – а некто, какое-то ей самой незнакомое, но такое прелестное существо потрагивало кончиком язычка и без того яркие губы и поводило зелеными глазами. Может, та самая Кошка, звание которой она носила до сих пор так привычно, так равнодушно.

И латники ожили. Каждый чувствовал себя единственным избранником царевны. И какой царевны! Не какой-то там прихиппованной дурочки или поистершейся по игрищам корифейки, а настоящей, стопроцентной королевны из сказки. Потому что в нашем прозаическом мире такие не водятся. Такие горделивые без независимости, женственные без гламурного душка, неподдельно хрупкие и уязвимые. Рядом с ней последнему офисному рабу, подавшемуся на уик-энд в игрушечную самоволку, хотелось прорубаться сквозь вражеские полчища и оборонять крепостные стены под дождем стрел. Словом, хотелось подвига.

О штурме крепости вскоре и зашла речь под низкой и жалкой сенью так называемой палатки. Завтра воинам Ивана-героя предстояло защищать от некоего Калина, могущественного мага, крепость Китеж-град. Крепость почему-то называлась невидимой, хотя Кошка видела ее отлично и, честно говоря, невысоко оценивала шансы защитников. Негодящая была крепостца. Лачуга последнего нищего и та крепче. Правда, и оружие у горе-воителей было под стать – детские игрушки. Словом, балаган! «Завоевание двумирья», в которое мальчишки во дворах играют. А новой Кошке так хотелось, чтобы ее защищали...

Ночью Кошка выскользнула за полог палатки, где храпели ее наивные богатыри. Брезгливо рассмотрела возведенное на опушке «укрепление», живо представила бегущих, орущих и лезущих на стену «воинов» в лицедейских крашеных доспехах. Грустно! Она как-то иначе представляла себе штурм крепости. И саму крепость тоже. И до того точно представляла – словно собственными глазами видела. Забывшись, Кошка повела руками в воздухе, обрисовывая контуры воображаемой крепости. Нет, здесь башни не было, а вот здесь была. Двойная, с воротами...

Утро было в полном расцвете, когда вражеская армия наконец выбралась на искомую опушку. Остроносые сапоги скользили по траве, мелькали в прорезях доспехов вышитые рубахи, бряцал текстолит. Отставшие выдирались из кустов и присоединялись к товарищам, недоуменно пялившимся на пустую поляну. То есть не то чтобы совсем пустую. Трава, кусты, редкие деревья – все было на месте. Не было лишь крепости, которую дружно возводили еще на прошлой игрушке, а сейчас собирались штурмовать. Н-да...

Калин-царь стянул с головы рогатый шлем и обернулся к приятелю:

– Слушай, а мы на то место вышли?

– Вроде да... Сам посмотри!

Место действительно было то. Так думал не только воевода Калина. Поляну брали в кольцо разномастные отряды. Уже не таясь, бойцы выступали из зарослей на опушку. Унылые матюги повисли над опустелой поляной. Неизвестно, у кого первого сдали нервы, но только чья-то рука подобрала с земли камень и, вложив в бросок общую растерянность и досаду, запустила его в пустоту.

Бам! Не долетев до середины поляны, камень оборвал полет и рухнул вниз. Матюги оборвались тоже, только голос пискнул из толпы: «Мама!» Калин, как пристало командиру, отважно вышел вперед, тоже нашел себе камень и с силой метнул его в центр поляны. Чудо повторилось: стук и падение. Калин положил руку на широкое плечо испытанного в битвах воеводы:

– Здесь он, Китеж.

– А... как они это делают?

– Понятия не имею. Но штурм будет!

И обернулся к своим, заорав сотней глоток своих безымянных и, казалось, навеки канувших во тьму русских и татарских предков:

– Все на штурм!

– А-а-а!!! – подхватило войско.