Бегущие по мирам

И это было правильно. И когда на отряды, двинувшиеся с трех сторон к невидимой крепости, обрушился дождь самых настоящих стрел, это тоже было правильно. Штурм есть штурм! Атакующие ответили ликующим воем и залпом в сторону незримых стен. Они ощущались впереди, совсем уже близко, и никакого зрения не нужно было, чтобы подтвердить то, о чем орали какие-то другие, куда более тонкие органы чувств: там впереди, в нескольких скачках сердца, – враг. Уже был отчетливо слышен стук наконечников о стены. Вдруг сверху, словно из воздуха, а на деле из вражьей стены, ударила струя пламени и разом охватила едва ли не половину отряда Калина. Странное дело: паники не было, накативший восторг подстегнул Калина (именно что Калина, без всяких неуместных здесь Денисов), и он рванул, увлекая остальных. Справа пронеслись двое охваченных пламенем бойцов. Огня, что пожирал их, не причиняя ни малейшего вреда, они словно и не замечали, выпускали на бегу стрелы, будто заправские лучники, и стрелы горели, оставляя позади себя тонкий дымный след. Уже и город горел: метрах в пяти от земли прямо из воздуха выбивались языки пламени. А поблизости к стене уже приставили лестницу, и отважный боец карабкался наверх, зависнув над пустотой. Вот он перекинул ногу через верх лестницы, рубанул кого-то невидимого и сам исчез. За ним спешил следующий...

Из безопасной башни Кошка с удовлетворением обозревала поле битвы. Мужчины увлеченно сражались под стенами, на стенах и меж теремов. Мечи врубались в мечи – всерьез, с искрами и лязгом. Гудели колоколами железные шлемы на чугунных головах, будто поминальные звоны по павшим героям. Все как положено, не было только павших. Жестокие удары мечей и топоров, тяжелые наконечники стрел не причиняли воинам ни малейшего вреда. Кошка была довольна отвагой бойцов и горда собственным искусством. Роскошная иллюзия! Видел бы ее сейчас старый придира-маг, что преподавал у них это утонченное искусство и вечно пенял Кошке за нерадивость. Молодая Пятая слишком недавно окончила академию высшей магии, чтобы студенческие обиды успели выветриться из памяти.

Странные эти мысли на мгновение отвлекли ее от батальных сцен. Но тут защитники крепости бросили в бой резерв, и захватывающее зрелище совершенно вытеснило из Кошкиной головы всякие воспоминания о ее настоящей жизни.

Глава 19 Хаос и немного порядка

Один очень хорошо знал, что он должен сделать и зачем. Он вообще все знал очень хорошо. Лучше всех! И делал все лучше всех. Сомнений он не ведал, ошибок не совершал, думал не более одной мысли зараз, а о душевной раздвоенности вообще не подозревал. Один ворвался в чужой мир целеустремленно и решительно. Нагнать, подмять, обуздать. Призвать к порядку.

Но, оглядевшись в этом мире, осознал, что до сих пор понимал цель своего существования слишком узко. Он подозревал, что так было не всегда. Но до того засиделся на страже врага, до того сосредоточился на одной-единственной цели – не дать врагу вырваться из темницы, – что сам себя забыл. Теперь он чувствовал, что тоже провел вечность на положении заключенного, не лучше того, кто сидел в тюрьме. Ненависть к проклятому Всё захлестнула Одного целиком. И сразу стало ясно, как мало его, Одного, осталось. Как он сузился, скукожился, иссох от узости горизонтов и мелкости задач. Если бы Один в это мгновение полностью сконцентрировался на своей ненависти, то сразу нащупал бы растерянного (да и попросту бестолкового) Всё, который с перепугу напропалую проявлял себя во внешнем мире. Но с Одним случилось невероятное. Он отвлекся.

Но он не был виноват! Кто бы не отвлекся на столь вопиющее проявление непорядка? Растрепанные, забывшие всякий стыд дети носились по пятачку меж высоченных каменных коробок и орали так, что уши закладывало. Среди них были и девочки – впрочем, некоторые пытались выдать себя за мальчиков с помощью штанов и отрезанных кос. Разве такое поведение пристало отрокам и отроковицам, вознегодовал Один, следя за особенно шумной ватагой, по-видимому ссорящейся из-за большого, порядком потертого мяча. Чадо превыше всего должно блюсти покой старших и собственную благопристойность – это он знал точно. Он вообще абсолютно все знал совершенно точно. А эти еще и за мяч боролись как-то чудно, только ногами. Какой-то запрет? Странные обычаи, с неодобрением подумал Один. Он вообще не одобрял ничего странного. И нисколько не удивился, что мяч, которым невоспитанные дети пытались завладеть таким неудобным способом, ускользнул от них и подкатился прямо к нему. Один внимательно рассмотрел мяч. Он не пытался быть объективным, в этом не было нужды. Он всегда был в высшей степени объективен. На его объективный взгляд, в мяче не было ровном счетом ничего, чтобы оправдать такие страсти. Обычный старый мяч. Круглый. Форма, впрочем, грешила несовершенством, вмятины заметно нарушали шарообразность. Никчемный мяч, чепуха какая-то.

– Эй, подкинь мячик!