— Пока коротышка!
— До свидания, мистер Ричардс. И счастливого путешествия, — он ухмыльнулся. — Да, ты заслуживаешь откровенности. Поэтому я открою еще одну карту, но только одну. Мы подождем, когда привезут каноген, прежде чем начнем действовать. Ты абсолютно прав насчет ракеты. Это просто блеф. Ну что ж, опять поднимем ставки и посмотрим карты, а? Но я могу и подождать. Ты знаешь, я никогда не ошибаюсь. Никогда. И я знаю, что блефуешь. Поэтому мы и подождем. Но будем внимательно следить за полетом. До встречи, мистер Ричардс, — он помахал рукой.
— До скорой встречи, — сказал Ричардс, но настолько тихо, что Маккоун не расслышал. И улыбнулся.
Салон первого класса был довольно длинный, с тремя рядами кресел, отделанный настоящей секвойей. Толстый бордовый ковер покрывал пол. Экран трехмерного ТВ свисал с потолка и занимал половину стены между первым классом и кухней. В кресле номер 100 лежал громоздкий куль с парашютом. Ричардс пошлепал его, проходя на кухню. Кто-то даже заправил кофеварку.
Он вошел в другую дверь и остановился в узком проходе, ведущем в пилотскую кабину. Справа сидел радист, человек лет тридцати с глубокими мимическими морщинами на лице. Он с горечью взглянул на Ричардса, а затем снова перевел взгляд на приборы. Немного впереди слева сидел штурман, обложившись планшетами, маршрутными схемами и картами в пластиковых обложках.
— А вот и парень, который собирается всех нас угробить, ребята, — сказал он в микрофон, висевший на шее. Он смерил Ричардса холодным взглядом.
Ричардс промолчал. В конце концов этот человек мог оказаться прав. Хромая, он пошел дальше в нос самолета.
Командиру корабля было за пятьдесят — старая рабочая лошадка с красным носом отменного пьяницы. Но глаза — удивительно ясные, таких у алкоголиков не бывает. Второй пилот был лет на десять моложе с шикарной копной рыжих волос, выбивавшихся из-под форменной фуражки.
— Приветствую вас, мистер Ричардс, — сказал командир. Он взглянул сперва на оттопыренный карман и только потом в лицо Ричардса. — Простите, что я не подаю вам руки. Я — командир корабля Дон Холлуэй. А это мой второй пилот Уэйн Данингер.
— Учитывая сложившиеся обстоятельства, я-то не очень рад приветствовать вас, — сказал Данингер.
Ричардс скривил рот.
— Тогда в том же духе позвольте мне сказать, что мне очень жаль, что я оказался здесь. Капитан Холлуэй, у вас есть связь с Маккоуном?
— Конечно. Через Киппи Фридмана, нашего радиста.
— Дайте-ка мне что-нибудь, через что я бы смог сказать пару слов.
Холлуэй небрежным жестом протянул ему микрофон.
— А вы давайте готовьтесь к взлету, — сказал Ричардс, — у вас есть пять минут.
— Не хотите ли, чтобы мы еще раз проверили противовзрывные задвижки на дверях? — спросил с явным рвением Данингер.
— Занимайтесь своим делом, — отрезал Ричардс. Пора было делать последнюю ставку. Ему показалось, что его мозг вскипает и может взорваться в любую минут. Давай, поднимай ставку и смотри карты — вот и все.
— Мистер Фридман!
— Да!
— На связи Ричардс. Он хочет поговорить с Маккоуном.
Тишина в эфире с полминуты. Холлуэй и Данингер больше не наблюдали за ним; они занимались подготовкой к взлету: проверяли показания приборов, указатели давления, систему герметичности и так далее. Двигатели снова взревели, и когда голос Маккоуна раздался в наушниках, его можно было с трудом услышать из-за ужасного шума.
— Говорит Маккоун.
— Давай-ка, гнида, собирайся. Бери женщину. Полетите с нами. Чтобы был у грузового люка через три минуты. Иначе я дерну за колечко.
Данингер застыл в своем кресле, как будто его парализовало. Когда он снова пришел в себя и начал говорить с диспетчерской, называя какие-то цифры, его голос звучал глухо и испуганно.
Ричардс ждал.
Часы тикали в его голове.
Когда снова прорезался голос Маккоуна, в нем была какая-то иная, неистовая нота. Он боялся? Вероятно. Ричардс почувствовал, как сердце сжалось у него в груди. Может быть, все и получится… Может быть.
— Ты сбрендил, Ричардс, я не…
— Слушай, ты, — рявкнул Ричардс, перекрывая голос Маккоуна. — И пока слушаешь, имей ввиду, что нашу беседу слышит каждый диспетчер в радиусе ста километров. Об этом разговоре сразу станет известно. Ты же работаешь не в пустом пространстве, коротышка. Ты на большой сцене. И ты обязательно придешь ко мне, потому что у тебя кишка тонка, чтобы подставить меня, потому что ты знаешь, что тогда ты сдохнешь. А женщину возьмешь, потому что я ей сказал, куда собираюсь лететь.