Бегущий от ада, или Господин уголовник

Человек — раб не только собственных желаний, но в некоторой степени и желаний тех, кого он любит, кем дорожит или от кого зависит.

Друзья уходят из нашей жизни чаще не вследствие их физической кончины, а из-за ухода во власть либо погружения в болото жадного накопительства и обогащения, не брезгуя никакими средствами, а также из-за женщин.

В дружбу в большей части заложено предательство или (и) горькое разочарование, ибо люди часто доверяют, как себе, тем лицам, коих нельзя допускать даже до порога дома.

Дружба — более крепкое созидание человеческих отношений, чем знакомство, соседство, товарищество, приятельство и т. п., но зато последние обладают иммунностью к заразе предательства, ибо эти отношения по своей природе к предательству не восприимчивы, поскольку не предполагают ни преданности, ни жертвенности собой ради другого.

Подлинность чувств, как драгоценность, принято определять больше кислотой времени, чем прессом поступков.

Воспоминания в старости для одних — дуновения весенней свежести, для других — кладбищенский сквозняк.

Людям легко изображать животного, а ещё легче — зверя: многим не нужно даже перевоплощаться.

Жестокость — это презрение к общечеловеческой нравственности, к благородной жалости, а также кладбищенское равнодушие к милосердию и справедливости.

Обида и злоба всегда соперничают с торжеством в изгнании благородства.

Неразрывный союз инстинктов (рефлексов) и совести, подчинённой им, порождает скотину или зверя в человеческом облике.

Лучше маленькие сладостные ощущения, чем большие приятные воспоминания.

Доверчивость к людям слишком дорого стоит: мы расплачиваемся за это чаще страданиями и бедами, чем получаем желаемое.

Мерзавец, которого судьба сурово покарала за доставленные страдания другим, вызывает у пострадавших больше удовлетворение или злорадство, чем ненависть.

Музыка аккумулирует могучую созидательную энергию гармоничного звука, охватывающего не только все грани человеческих чувств, но и все стороны жизни. Она, музыка, — праздник души и апофеоз её страданий, а также проникновенный язык любви, который бросает человека то в жар, то в холод, то возносит в поднебесье веселья, то опускает в преисподнюю печали.

Люди, обычно, живут, как могут, а исключение из них — те, кто живёт, как хочет (счастливые).

Горе и беда — это слуги, посланники ада, которые всегда охотятся за радостью и счастьем людей, чтобы показать всем, что жизнь на планете Земля — это не только рай, но и ад.

Счастье — это всегда радостная улыбка, а дикий оскал — это улыбка беды в маске счастья.

Счастье обычно приходит неожиданно и ослепительно, а уходит тихо и незаметно, — быстрее, чем мы думаем.

Дикари джунглей (лесов) — это ангелы в сравнении с дикарями из каменных джунглей (городов), где обитают наиболее кровожадные из них: правители-монстры, политики-бандиты, чиновники-мздоимцы (держиморды), жандармы-душегубы и прочая нечисть.

Свидания и разлуки, хотя и вызывают противоположные эмоции, но каждая из них, «концентрируя» радость или печаль, помогает выявить истинные и фальшивые чувства.

Обида имеет хоть какие-то границы, а ненависть всегда безгранична.

За ярким шлейфом счастья всегда следуют, словно чёрные пажи за королевской мантией, грусть, тоска и печаль, которые имеют привычку оставаться после ухода счастья.

Нет большего аванса на счастье, чем внешняя красота и красивый певческий голос.

Неблагодарный тип — это предатель добрых отношений с теми, кто ему помогал, — что хуже всякой подлости.

Человек — царь зверей, ибо он самый могучий, коварный и свирепый зверь на свете, о вселенской кровожадности которого свидетельствуют развязанные им войны.

Страдания, очищая душу от одних грехов, несут другие и, в первую очередь, грех уныния.

Счастье — это самое большое и редкое чудо в нашей серой и жестокой жизни.

Диктат прихоти и наслаждений по силе воздействия на людей соперничает с диктатом нужды и страданий.

Насколько легко пережить своё безразличие к другим, настолько тяжело пережить чужое безразличие к себе.

Возможность выбора врагов принадлежит (обычно) тому, кто сам сознательно их порождает.

Искушение, как пьяняще-сладостное наваждение, чаще погружает в омут авантюры и неприятностей, чем в благостные кущи.

Ни громадные водопадные славословия по случаю радости, ни гигантские вулканические извержения по случаю скорби не могут сравниться с музыкой по её пронзительности и величию выражения человеческих чувств, особенно счастья и страдания.

Несправедливость, как огнедышащий дракон, бывает двух видов: общегосударственная (абсолютная) и локальная (относительная). Первый дракон взращивается абсурдными законами и некомпетентными (пролоббированными, купленными) решениями судебной и исполнительной власти. Второй дракон рождается эгоизмом, алчностью, жестокостью, глупостью, завистью, ревностью и т. д. в межличностных отношениях.

Необходимость — реаниматор воли.

Необходимость — это навязчивая диктатура над сознанием или отравитель жизни.

Необходимость — неприятный указатель на пути желаний.

Обида чаще обращается к злу, нежели к справедливости (до неё труднее добраться).