— Значит, если ты увидишь и прочувствуешь его запись, ты наконец поверишь, что его больше нет?
— Да.
— Это не первый случай, когда я слышу подобные разговоры, Марк. — Сантоликвидо скрестил руки на животе и рассмеялся. — Пол был титанической фигурой, не правда ли? Признаюсь, я испытывал его личность на себе, после его похорон, просто для того, чтобы оценить этого человека. Это было страшно. Позволь сказать тебе, Марк, меня не так уж легко напугать, но мне было страшно.
— Пытался примерить его к себе?
Сантоликвидо выглядел обиженным, и даже рыбки в аквариуме, висевшем у него на шее, изменили оттенок, будто чувствовали настроение своего хозяина.
— Я не имею абсолютно никакого желания портить свою нервную систему личностью этого ужасного старика, — твердо сказал Сантоликвидо. — К тому же, принимая во внимание спрос на него, использование его личности для себя означало бы подрыв моего авторитета. Не правда ли?
— Конечно. Конечно.
Добродушный вид опять вернулся к Сантоликвидо.
— Что касается меня, то я приветствую любого, кто пожелает личность твоего дяди. Что за мощь! Он ошеломит девятерых из десяти, кто попробует его.
— Так же, как он ошеломлял нас при жизни, — сказал Кауфман. — Он превратил моего отца в пустую оболочку, в мальчика на побегушках. Со мной ему было справиться труднее, но мне пришлось пройти через двадцать лет сущего ада, прежде чем он признал меня своим достойным наследником. А остальные! Конечно, все мы любили его. Он был просто слишком импульсивным. Его нельзя было ненавидеть. Но когда он умер, Фрэнк, я почувствовал, что с моего горла убрали руку.
— Я понимаю.
— И еще. Никто из нас не мог поверить в то, что у него удар. Я имею ввиду, он был еще не старым человеком, чуть за семьдесят. Мы считали, что он будет с нами по крайней мере еще пятьдесят лет. Но собственная энергичность, видимо, сожгла его силы.
— Очень скоро он опять будет среди нас, — сказал Сантоликвидо.
— Как личность, да. Но это будет не настоящий дядя Пол, расхаживающий по комнатам и отдающий распоряжения.
— Время покажет. Чтобы удержать его, понадобится сильный человек, Марк.
— Ты считаешь, что Пол может завладеть своим хозяином?
— Я ничего не считаю, принципиально. Я попросту бюрократ, и рассчитывать что-то — не мое дело. Пойдем. Я отведу тебя к твоему дяде.
— И к трем возможным личностям Ризы, — напомнил ему Кауфман.
— И к ним тоже, — сказал Сантоликвидо.
Из офиса Кауфман проследовал за ним к персональному лифту, который двигался так ровно и бесшумно, что даже само движение было незаметно, не чувствовалось даже изменение веса. Здесь, в этом ужасно огромном доме смерти и возрождения Кауфман всегда чувствовал себя подавленным и плохо ориентировался. Он не имел представления о том, что содержится во всех этих бесконечных офисах на ста сорока этажах, он также не имел представления, насколько глубоко в землю уходит это строение и какая сеть кладовых скрыта от постороннего взгляда. Перед его богатым воображением представали восемьдесят миллионов личностей знаменитых мертвецов, умерших с того момента, когда процесс Шеффлинга стал фактом коммерции. Но даже для хранения восьмидесяти миллионов личностей, подозревал Кауфман, необходимо было значительно меньше места. Здесь было множество комнат, в которых производилась запись личностей, комнат, в которых проводилась трансплантация, но назначения большей части здания он не мог себе представить.
Он не представлял, куда сейчас вел его Сантоликвидо, то ли на самую вершину здания, то ли в его подземные этажи. Он просто следовал за ним через пустынные коридоры, освещенные лампами дневного света.