Бей. Беги. Замри

Что там на самом деле произошло? Наверное, что-то очень серьезное, если его посадили в тюрьму! Говорят, что… Я слышал, что… Кто бы мог подумать, что… Такой милый мальчик. Как жаль. Разрешат ли ему сдавать экзамены? Это, должно быть, так ужасно для вас! Мы не знаем своих детей…

В воскресенье обед выпускников – все в сборе. На аперитив – шампанское, бокалы звенят, на лицах играют улыбки: жизнь идет своим чередом.

* * *

В следующий понедельник мэтр Хамади звонит, чтобы сообщить: ходатайство об освобождении отклонено. Понятно почему: протестующие подожгли полицейский участок, силы правопорядка восприняли бы освобождение Лео как оскорбление. В ближайшее время адвокат подаст новый запрос. Нужно набраться терпения, терпения, терпения. Это вопрос нескольких недель, подождем, пока все успокоится.

Побит абсолютный рекорд июньской жары. Небо – сплошная синева без единого облачка, которое могло бы принести какое-то облегчение.

Анна раздавлена. Будущее Лео никого не интересует. Он просто пешка на шахматной доске или интересная тема для разговора с друзьями, собравшимися пропустить бокал-другой.

Аптека открывается в восемь утра. Анна наслаждается спокойствием – до появления Колин, которая приходит на час позже. Бóльшую часть времени она одна, редкие посетители – пожилые люди, которые просыпаются с первыми лучами солнца и, пока еще довольно свежо и можно дышать, пользуются возможностью купить лекарства и немного пообщаться. Но ни слова о Лео. Они обсуждают засуху, которая с каждым годом усиливается, мир, летящий в тартарары, светскую жизнь Городка, обсуждают, кто из них раньше умрет. Анна всем говорит, что они хорошо выглядят, уверяет, что они и до ста доживут. Они уходят довольными. Анна достает из ящика блокнот и ручку. Каждый день она пишет Лео – о красоте лета, о персиковом дереве в саду, согнувшемся под еще зелеными плодами. Передает добрые слова от школьных друзей. Пишет о том, что больше не может получать удовольствие от ночного купания, когда прохлада наконец побеждает жару, от ужина на террасе, выбора блюд на обед, ведь всего этого ее сын теперь лишен. Твердит о своей неослабевающей любви и решимости, умоляет довериться ей.

«Скажи мне, скажи, что на тебя давит, – пишет она. – Оставь секреты и угрызения совести. Отпусти страх и боль.

Не защищай меня.

Я готова услышать все что угодно. Все».

Проходит несколько дней, ответа она не получает. Она снова едет на свидание, но ни словом не упоминает о письмах – ни о своем, ни о том, которое ждет от него. Она знает, что не должна торопить события. Наоборот, нужно охранять эту особую территорию, где возможен обмен словами, которых не произнести, оказавшись лицом к лицу. Или даже по телефону. Лео позвонил только один раз и предупредил, что больше этого делать не будет: нужно отстоять длинную очередь, рискуя остаться без прогулки, и говорить приходится в присутствии ухмыляющихся заключенных. Он категорически против такого.

Писать – это другое. Слова, ложащиеся на бумагу, приходят из иного, гораздо более глубокого источника. До заключения Лео матери и сыну лишь несколько раз случалось обмениваться открытками. И сейчас они приобретают первые навыки; это что-то новое для них, упражнение, которое еще сложнее оттого, что письма, прежде чем дойти до адресата, будут прочитаны тюремной администрацией. Приходится лавировать между сдержанностью и опасностью. Тем не менее Лео в конце концов привыкает. Письмо от него приходит после свидания в выходные. Признание, которое в нем содержится, потрясает Анну. Все эти годы он так старался быть тем, кем они хотели его видеть, читает она. Пришлось искать способ справляться с тревогой – топливо, помогающее выживать в той среде, где он всегда будет кем-то менее важным, чем другие. Он сделал что смог, пишет он, и теперь за это расплачивается. Он был как пороховая бочка, и хватило искры, чтобы взорваться.

Он пишет: «Но я возвращаю себе контроль».

«Мама, я надеюсь, ты поймешь».

Анна ничего не понимает. Она перечитывает письмо десятки раз, но все без толку. О чем он говорит?

Она убирает письмо в свою прикроватную тумбочку.

Заметив Розалинду, Анна сбрасывает скорость, останавливается, приглашает ее в машину. Та отступает, колеблется, ведь это «Рендж-Ровер», он стоит столько, сколько ей хватило бы лет на десять. И она подсознательно считает его вражеской территорией. Вообще-то Юго купил машину за смешные деньги – она принадлежала отцу одного из его друзей, импортеру «Рендж-Роверов», которому он, еще будучи журналистом, оказал некую услугу. Когда отец друга умер, Юго дал понять, что заинтересован в покупке, сделка была завершена за двадцать четыре часа, он украсил машину красным бантом и подарил Анне, чей старый «Остин» сломался.