Бей или беги

Она не нашла в общежитии никого из знакомых и забеспокоилась. Томасин не понравилось, что руководство Капернаума предвосхитило намерение пленников сбежать и приняло соответствующие меры. Скорее всего, догадалась она, они сделают все, чтобы разделить Томасин с ее людьми. Ничего. Она планировала найти их и высвободить из царства дурацких косынок, ботвы, репы и кукурузных полей.

Время шло, и Томасин не заметила, как оказалась втянута в скучную рутину жизни в Капернауме. Она-то рассчитывала, что за пару дней отыщет свою команду и смоется на все четыре стороны, но задача оказалась куда сложнее, чем рассчитывала девушка.

Все передвижения жителей города четко контролировались солдатами в глухой форме, навроде патруля, что повстречал Томасин с группой на трассе и транспортировал сюда. Подъем — завтрак — работа в поле — обед — работа — ужин — отбой. Ночью количество охраны удваивалось. Неделя заканчивалась походом в церковь, где тот скрипучий старый дед зачитывал фрагменты из Библии и других священных текстов, а потом уныло распинался о прекрасном будущем, которое они строят тут своими мозолистыми от работы руками.

Томасин так и не повстречался никто из ее людей. Она боялась выдвигать хоть какие-то предположения об их судьбе, утешая себя, что Капернаум по-настоящему огромное поселение, а их просто раскидали по разным его частям. Это был город, вероятно, когда-то являвшийся милым пригородом сгинувшего мегаполиса, обнесенный со всех сторон глухой стеной, даже выше, чем ограда тюрьмы Цитадели. Она очутилась в фермерском районе — между редкими домами лежали поля и огороды. Кроме бараков, другие постройки, включая мельницу и церковь, были деревянными, явно возведенными совсем недавно. Собранная провизия на конных повозках свозилась в склады, расположенные чуть дальше, но добраться туда не представлялось возможным. Радиус доступных передвижений Томасин ограничивался полем, церковью и бараком. Там же работницы получали свою пищу, состоявшую преимущественно из овощей, безвкусных каш и куриного мяса. Еда была пресной, но девушка не привыкла жаловаться. Она знала, как трудно уснуть, когда желудок сводит спазмами от голода; как тяжело передвигать ноги, если темнеет в глазах.

Остальные тоже не роптали на питание, да и на свою участь в целом. К огромному удивлению Томасин, ей не удалось найти среди других женщин хоть кого-то, кто стремился бы попасть на волю. За стенами Капернаума простирался страшный, мертвый, голодный мир, каждый день в котором мог стать последним. Город гарантировал своим жителям хоть какую-то стабильность. Стоило Томасин завести речь о том, что вольная, пусть и опасная жизнь, лучше рабского труда и беспрекословного подчинения, ей приказали заткнуться. Если она не хочет нажить себе проблем. Трудиться в поле — не самое худшее, что могло с ней случиться. Она сохранила свою точку зрения, но теперь вынужденно держала ее при себе.

До этого дня, когда среди высокой, почти в человеческий рост, кукурузы ей померещилось знакомое лицо. Томасин стащила косынку с головы и вытерла ей пот со лба, засомневавшись. Наверное, она просто перегрелась на солнце. Невозможно было поверить своим глазам, ведь именно этого человека труднее всего было представить в таких обстоятельствах.

Стебли зашуршали, пока она проталкивалась поближе.

— Дайана?

Женщина замерла. Ее смуглая рука зависла над корзинкой, так и не бросив туда последний спелый початок. Она медленно подняла глаза, непривычно маленькие без яркого макияжа и ее блесток, какие-то ввалившиеся, на чуть опухшем лице с «крестьянским» загаром.

— Не может быть, — хрипло сказала Дайана. Она прокашлялась, хлебнула воды из фляжки, промочив пересохшее горло, и выпрямилась во весь рост.

Томасин огляделась, проверяя, что поблизости нет других работниц, и напрягла слух, улавливая малейший шорох листьев, ведь кто-то мог притаиться в зарослях, чтобы подслушать, о чем болтает маленькая бунтарка. Своими вольнолюбивыми разговорами девушка заработала себе не самую лучшую репутацию, потому теперь за ней следили особенно пристально.

Никого.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Не заметно? — ощерилась Дайана, — собираю злоебучую кукурузу.

Быть может, главная красотка Цитадели и изменилась внешне, но ее язык остался по-прежнему острым. Впрочем, у них больше не было повода враждовать, а старые недомолвки стоило оставить в далеком прошлом. Они в одной лодке. Дайана явно не выглядела удовлетворенной своим нынешним положением.

— Глупый вопрос, — согласилась Томасин, таким образом протягивая бывшей сопернице оливковую ветвь, — но я не об этом. Как ты угодила в лапы этих чокнутых пуритан?

— Надо же, — присвистнула Дайана, — ты пополнила свой словарный запас! Умница девочка. Но зря старалась — чем ты тупее, тем легче выжить среди этих, как ты выразилась, «чокнутых пуритан».

— Так почему ты здесь?

— А сама как думаешь? — нахмурилась женщина, — я ушла из Цитадели. Нашла другое убежище, но туда заявились солдаты Капернаума и всех забрали.