Бей или беги

Сама Томасин еще толком не поняла, как ей реагировать на правду о прошлом многих обитателей лагеря. Она засунула скомканный листок с досье Малкольма в карман, но не нашла его, вернувшись в комнату. Скорее всего, она потеряла его, выбираясь из вентиляции.

Это была первая ночь за долгое время, когда она осталась в своей камере, а не пошла к Малкольму. Она боялась проболтаться о своих планах по спасению Зака, которые мужчина едва ли оценит. Он сам зашел к ней утром, чтобы коротко поцеловать, пока Томасин старательно прикидывалась спящей.

— Просыпайся, крошка, — шепнул он, — сегодня особенный день. Ты же сама этого хотела.

Томасин дождалась его ухода, вскочила и принялась шустро собираться. Она догадалась, что за «особенный день» Малкольм имел в виду. Выглянув в крошечное окошко, девушка увидела во дворе заметное оживление. Мусор после битвы прибрали и уже накрывали столы.

В первую очередь она отправилась проверить список. Все так. Она вышла на лидирующую позицию, а Зак спустился в самый низ. Дайана, прохлаждавшаяся в главном корпусе, панибратски похлопала Томасин по спине. Будто они старые подруги.

— Поздравляю, — сказала она и подмигнула, — не зря ты тогда отобрала у меня шмотки.

Томасин едва сдержалась, чтобы не ударить Дайану за такое откровенное оскорбление. Этой фразой женщина разом обесценила все ее труды, все ее заслуги, сведя все достижения девушки к связи с лидером. Так это, наверное, и выглядело в глазах Дайаны — Томасин запрыгнула в койку к Малкольму, чтобы утереть всем нос. Имя самой Дайаны болталось где-то в среднечках, не заслуживших внимания.

Они долго бурили друг друга ненавидящими взглядами, пока Дайана не ушла, торопясь к началу речи. Томасин же не хотела ее слушать, но ее вынесло во двор толпой людей, хлынувших поглазеть на счастливчиков. Девушке хотелось закрыть уши. Каждое слово Малкольма впивалось ей прямо в мозг, подпитывая паническую мысль: сегодня Зака убьют. Он тоже был здесь — стоял хмурый, молчаливый, по правую руку от предводителя. Томасин встрепенулась, лишь услышав собственное имя. Глаза всех присутствующих разом нацелились на нее.

— Впервые за время существования этой традиции чести участвовать в «Волчьей гонке» удостаивается девушка, — провозгласил Малкольм, в отличие от всех остальных, даже не глядя в ее сторону. — Особенная девушка, — подчеркнул он, — ее вклад в жизнь лагеря превзошел всех остальных. Она доблестно сражалась минувшей ночью. И она лучшая охотница.

Толпа вытолкала Томасин к нему. Мужчина собственнически приобнял ее за плечи и вдруг поцеловал. У всех на виду. Этот поцелуй не походил на все прежние — он был сухим и исполненным злости.

Он знает — поняла Томасин. Знает, что она была вместе с Заком, когда он нашел те бумажки. Сомнений быть не могло. Она ощутила, как незаметно от всех, Малкольм что-то всунул в ее вспотевшую от волнения ладонь. Смятый лист. Она догадалась, но не осмеливалась посмотреть и получить подтверждение.

Всю дорогу она не выпускала страницу из руки, даже когда обнимала Малкольма, сидя позади него на мотоцикле. Томасин боялась смотреть на него. Ее взгляд был прикован к Заку, ей нужно было успокаивать себя, что с ним все в порядке. Хотя бы пока. Словно, если она упустит его из виду, он тут же умрет самой страшной смертью.

Процессия завершила свой ход на опушке леса. Пять машин и один мотоцикл. Тринадцать человек — и последний, тринадцатый, едва передвигал ноги от ужаса, пока его тащили из машины силой. Зака не стали связывать, никто не ждал от него побега, он выглядел сломленным и сдавшимся. Его толкнули на землю, и он упал, за мгновение до столкновения с землей, выставив перед собой ладони, чтобы смягчить падение.

— Господа, — Малкольм снова взял слово, — в этом году мы проводим «гонку» раньше, чем обычно, но всем нам нужна разрядка после атаки мертвецов. Один день в году мы позволяем себе все, что запрещено в стенах лагеря. Вы — лучшие представители общества Цитадели и заслужили возможность отпустить себя на волю. Никаких ограничений. Никаких правил. Ни в чем себе не отказывайте. Да прольется кровь!

Томасин наконец оторвала взгляд от скорчившегося на земле Зака, чтобы взглянуть на Малкольма. Она не узнавала этого человека — с безумно блестящими глазами и зловещей битой, заброшенной на плечо. Кто-то другой обнимал ее зимними ночами. Кто-то другой заботился о ней и учил любви.

Ее внутренний зверь чувствовал угрозу в этом чужаке и скалил зубы. Ей не нравился этот чужак. Она ненавидела его. Он забрал у нее не только Зака, но и того Малкольма, в котором она нуждалась.

— А что касается тебя… — Малкольм приблизился к Заку и указал на него битой, — сегодня твой последний шанс себя проявить. Ты можешь бежать, как трус, пока кто-то из нас не настигнет тебя, чтобы совершить правосудие. А можешь умереть сейчас, как герой — быстро и без стыда.

Выбор без выбора.

Томасин сжала руки в кулаки, и зажатая в них бумажка впилась в ладонь, противная, склизкая от ее пота.

— Выбирай, — поторопил Малкольм и кивнул девушке, — миледи. Моя королева.