Бей или беги

Заметив, что на грязной посуде в раковине появилась плесень, я почувствовала нечто похожее на укол стыда:

— Мне надо убраться в квартире.

— Да, надо! Но более важно другое: почему тебя не волнует, что твоя квартира в таком состоянии?

Теперь была моя очередь ужасаться.

— Ты серьезно, Патрис? Вот сейчас ты это серьезно? — слезы жгли мне глаза и губы тряслись, когда я обвела рукой комнату. — Ты считаешь, что меня должны волновать какие-то пятна на ковре, в то время как мне жить не хочется?!

Я громко выкрикнула последние слова и закусила губу: кажется, этот крик прорвал броню моего комфортного бесчувствия.

Глаза Патрис сочувственно заблестели:

— Дорогая… Мне так жаль, что меня угораздило познакомить тебя с Калебом. Но я никогда не думала, что когда-нибудь увижу тебя в таком состоянии из-за мужчины.

Не понимая, упрекает она меня или нет, я, насупившись, сказала:

— Разве я не имею права на чувства? Это не делает меня слабой.

— Я не это имела в виду, — она переступила через кучу мятой одежды на полу и взяла меня за обе руки. — Я просто не хочу, чтобы ты потеряла себя.

Я кивнула, вдруг увидев квартиру ее глазами и, передернувшись, повторила:

— Мне надо убраться.

— Да.

— Но я не думаю, что это плохо — перестать волноваться о вещах, которые не имеют никакого значения. В прошлом слишком многое в моей жизни вышло из-под контроля, поэтому я так держалась за мелочи, которые могу контролировать, типа внешности и квартиры. Я даже не могла позволить себе купить джинсы, подумать только!

— Э… но ты сейчас в джинсах.

— Да, и собираюсь купить еще. Я уберу квартиру и вымою голову… а потом снова закручу волосы в пучок, если захочу. И не буду краситься, если нет настроения. И туфли на шпильках буду надевать, только когда захочу.

Патрис смотрела с сомнением:

— А на работу? А на приемы по каким-нибудь торжественным случаям?

Я тихо засмеялась. Как давно я этого не делала! Какое облегчение давал смех!

— Не волнуйся, Патрис! На работе и на твоих замечательных приемах я буду такая же безупречная, как ты привыкла. Я говорю о выходных. И я заменю этот дорогой ковер — не только потому, что он испорчен, но потому, что из-за него я хожу на цыпочках по собственной квартире. Мне надоело тревожиться, что гости могут испачкать мой ковер или мебель, и суетиться вокруг них с подставками под стаканы. Это утомительно! Я хочу тратить время на что-то более стоящее, — я посмотрела на пол. — Пожалуй, сделаю деревянный пол и куплю симпатичный коврик.

— Сделай пол из дубовой доски, — согласилась Патрис, задумчиво постукивая себя по подбородку. — Он согреет помещение. А еще я на твоем месте избавилась бы от этой светлой обивки на диванчиках.

— Обязательно! — кивнула я. — Выглядят роскошно, но есть на них сырные палочки невозможно.

— Договорились!

Я посмотрела в понимающие глаза Патрис.

— Я возьму себя в руки.

— Хорошо. Ты, конечно, можешь страдать, сколько тебе вздумается. Нет магического количества дней, недель или месяцев, моя дорогая. Но выглядишь ты в таком состоянии просто ужасно.

Я улыбнулась в ответ на ее прямоту:

— Я в душ.

— А я… — она сделала выразительную гримасу в сторону кухни, — вызову свою домработницу.

— Я сама могу убрать свою квартиру, — возразила я, направляясь в спальню за чистой одеждой.

— Разумеется, но ты нужна Стелле в офисе… Алло, Энн-Мари? Да. У меня для тебя срочная работа… прямо сейчас… двойная оплата.

Слушая ее разговор с домработницей, я покачала головой, но спорить не стала.

В ванной я разделась и встала под душ.

И как только первые струи горячей воды коснулись моей кожи, тупое онемение оставило мое тело, и снова нахлынула боль. Я сдерживала рыдания, обхватив себя обеими руками за плечи.

Я скучала по нему. Я так по нему скучала.

И при этом знала, что никогда больше не прикоснусь к нему и не почувствую, как он улыбается, покрывая поцелуями мое тело.

Знала, что никогда больше не смогу обратиться к нему за помощью, как бы сильно в нем ни нуждалась. Что он больше никогда не будет моей крепкой, надежной защитой от жизненных невзгод.

Когда-нибудь у меня это снова будет — с кем-то другим. Но это не одно и то же. И я не могла себе представить, что кто-нибудь может дать мне такое же чувство защищенности и покоя, какое я испытывала рядом с ним. Но я потеряла его еще до того, как он мог стать моим.

Думать об этом было невыносимо.

Постепенно мои беззвучные рыдания перешли в тихие слезы, которые я вытерла, все еще дрожа, но уже успокаиваясь. Я пообещала себе, что это мой последний приступ жалости к себе.

Я должна его отпустить.

* * *

— Не хочешь серьезных отношений, потому что Винс оказался наркоманом?

Я изо всех сил старалась сохранять бодрый вид, празднуя с моей лучшей подругой наше «возвращение к жизни». Ей наконец-то сняли гипс, и она была счастлива не только потому, что теперь могла работать в полную силу, но и потому, что исчезло последнее видимое напоминание о том, что случилось. Ей еще предстояло выступать в суде по делу Винса, но это будет еще не скоро, а пока она могла радоваться жизни.