Being No One - The Self-Model Theory of Subjectivity

Пациенты с гемивниманием или экстинкцией левого полушария не испытывают сознательного разрыва доступного ментального содержания в перспективе от первого лица. Но насколько она очевидна на самом деле? Вы сейчас, когда читаете это, осознанно переживаете драматическую неполноту своей собственной визуальной модели мира? Осознанно ли вы ощущаете простор небытия за своей головой? Многие великие философы сознания традиционно, дойдя до этого момента, подчеркивали, что отсутствие информации - это не то же самое, что информация об отсутствии (см., например, Franz Brentano ([1874] 1973, p. 165f.) и Daniel Dennett: "...отсутствие представления - это не то же самое, что представление отсутствия. А репрезентация присутствия - это не то же самое, что присутствие репрезентации" [Dennett 1991, p. 359]). Патриция Черчланд отметила, как все мы наивно полагаем, что визуальное сознание не ограничено никакими пространственными ограничениями (P.S. Churchland 1988, p. 289); если мы визуально сознательны, то мы просто визуально сознательны. Мы не переживаем явно нерепрезентируемую часть мира за спиной как феноменальную дыру в нашей субъективной модели реальности. Однако сегодня стало технологически возможным создавать явные, ограниченные дыры в визуальной модели мира. Искусственные скотомы могут быть созданы путем подавления определенных областей зрительной коры с помощью транскраниальной магнитной стимуляции (см. Kamitami and Shimojo 1999; Morgan 1999). Но для нас это обычно не так, потому что отсутствие информации представлено лишь неявно. Как и для многих пациентов с игнорированием, мир кажется нам полным, несмотря на этот очевидный дефицит.

Описанный выше патологический пример интересен с философской точки зрения, поскольку, во-первых, он показывает, что расширенное пространственное ограничение феноменальной модели мира не обязательно должно сопровождаться осознанием этого дефицита (Bisiach 1988; см. также раздел 7.2.1). Случаи игнорирования и неосознания дефицита проливают важный свет на ограничение 7, ограничение прозрачности, для феноменальной модели реальности. Значительные части этой модели могут исчезнуть, став функционально недоступными; они просто перестают существовать, и в таких ситуациях инициирование интроспективного, исследовательского или самоисследовательского поведения становится очень трудным для систем вроде нас - потому что, так сказать, оно предполагает невозможную ситуацию. Как система может искать то, что не является частью реальности, даже не является частью возможной реальности? Еще один интересный момент - пациенты с игнорированием не способны даже генерировать феноменальные симуляции, то есть предполагаемые репрезентации возможных положений дел или возможного перцептивного опыта в игнорируемой части их мира. Таким образом, одностороннее игнорирование нельзя просто свести к расстройству, ограниченному "механизмом ввода-вывода организма" (Bisiach and Luzzatti 1978, p. 132). Должны играть роль и не связанные со стимулами аспекты репрезентативной архитектуры. В этот момент мы также видим, как связаны между собой феномен эмпирической прозрачности и философская концепция эпистемической прозрачности: Фундаментальное предположение Декарта о том, что я не могу ошибаться относительно содержимого моего собственного разума, оказывается эмпирически ложным. Важной особенностью человеческого сознательного опыта (и центральным ограничением для любой правдоподобной философской теории) является то, что незаметные и неощутимые потери ментального содержания могут, в принципе, произойти в любой момент. Это особенно очевидно на примере нейропсихологических исследований анозогнозии, к которым мы вернемся в главе 7 (краткие примеры сосуществования эпистемической непрозрачности и феноменальной прозрачности см. в разделах 7.2.1, 7.2.2, 7.2.3.3 и 7.2.4, в частности). Как показывает феномен пренебрежения, не только наш разум как таковой, но и наша феноменальная модель мира характеризуется значительной степенью уязвимости (Bisiach, Luzzatti, and Perani 1979, p. 615 f.).