Рабочий день начинался в семь часов утра. Стучались в дверь товарищи, жившие в «Хунгарии», и сразу без разрешения входили в комнату. Их ничуть не стесняло, что мы были еще в постели. Они должны были разрешить самые необходимые вопросы. Потом уходили.
Бела Кун вставал. Если было еще время, принимал ванну, а не было — быстро умывался, брился (последнее тоже происходило обычно в присутствии кого-нибудь, кто приходил по срочному делу). Наконец садился завтракать. В это время являлись обычно Бела Санто, потом Ене Варга, Дюла Лендель, Ене Ласло или кто-нибудь другой из товарищей, что жили в «Хунгарии». После кратких переговоров и мгновенно проглоченного завтрака Бела Кун торопливо уходил в Наркоминдел, где происходили разные заседания и приемы. Не проходило дня, чтобы не изъявлял желания повидаться с ним кто-нибудь из иностранных корреспондентов. Кое-кого он принимал вместе с Альпари. (Кроме венгерского. Бела Кун говорил на немецком и русском языках, Альпари же знал больше языков.) Нельзя было уйти и от приема иностранных послов, но при малейшей возможности он передавал их Дюле Альпари или Петеру Агоштону, чтобы самому заняться более важными, внутренними делами страны.
В его ежедневные занятия входили собрания, посещения заводов, а главное — казарм. «Не только мы воздействуем на солдат, — говаривал Бела Кун, — но и старые офицеры, которые пытаются их снова перетянуть на свою сторону… А нам пока не обойтись без этих офицеров… Время, время нужно, пока мы создадим свой командный состав из рабочих и крестьян… А до тех пор надо почаще бывать в казармах».
Он думал и говорил всегда о стольких вещах, что я даже мысленно едва поспевала за его словами.
Днем он иногда поспешно возвращался домой, вспомнив, что не зашел еще в Хечч — так называлась группа связи между партией, генштабом и командованием Красной армии. У Хечча были своя международная телефонная станция, свой телеграф, к Хеччу относились и иностранная разведка и Чепельская радиостанция.
В зависимости от того, какие он получал там сведения, возвращался Бела Кун то в добром, то в дурном расположении. Но так или иначе, все равно садился и писал статью в «Вереш уйшаг», но еще чаще в «Непсаву». (Статьи эти иногда подписывал своей фамилией, иногда же они шли вовсе без подписи.)
«Опять в «Непсаву», а не в «Вереш уйшаг», — роптали коммунисты. Они и вообще были недовольны, что им не всегда удается застать Бела Куна, когда необходимо с ним посоветоваться. Жаловались, что правые социал-демократы методически вытесняют их из всех руководящих органов партии, а у них недостает сил им противодействовать.
В Центральном Комитете объединенной партии единство и на самом деле было лишь формальным. В руководстве шли вечные споры и столкновения. Таково же было положение и в райкомах партии. Кроме того, функции партии настолько слились с функциями Революционного правительственного совета, что коммунисты подчас не могли уяснить себе, какова же их роль в руководстве страной. С другой стороны, они недостаточно были связаны с Правительственным советом.
Временами я рассказывала Бела Куну про жалобы и недоумения товарищей. Он отвечал каждый раз, что прекрасно их понимает и надеется, наступит время, когда многое будет по-другому, этого уже ждать недолго, но товарищи должны понять. что сохранение единства партии — важнейшая задача. Пока еще от этого зависит существование пролетарской диктатуры. Потом он замолкал и мрачнел.
Мне хотелось бы совсем коротенько сказать кое-что об интеллигенции в дни Венгерской коммуны, ибо ее настроения и проблемы тоже все время занимали Бела Куна.
Часть технической интеллигенции сразу примкнула к Советской власти, но большинство, во всяком случае вначале, не очень-то понимало сущность пролетарской диктатуры. Думали, что произошла попросту смена правительства, а поэтому заняли выжидательную позицию. Эти люди ждали, работали и дрожали за свой заработок, за свою должность. Но стоило только распространиться слуху о каком-нибудь контрреволюционном наступлении, как они тут же пугались до смерти и убеждали себя и других, что всегда враждебно относились к новому строю. Потом рьяно саботировали.
Бела Кун не раз беседовал с представителями интеллигенции, стараясь объяснить, что диктатура пролетариата им вовсе не враждебна, что только Советская власть может обеспечить простор дальнейшему развитию Венгрии, а поэтому в интересах всей страны оказывать ей поддержку. Говорил он и о том, что, если интеллигенция будет честно работать, у нее и положение будет лучше, чем при буржуазном строе, ибо советское правительство сделает для нее все возможное.
Да оно и делало все возможное, пытаясь создать спокойные условия для творческой работы, регулярно выплачивая установленные авансы, превосходно организуя распространение книг и прочее и прочее.