Бела Кун

Прошло двадцать минут, полчаса, час, а то и больше, Бела Кун все не возвращался.

Я стояла рядом с машиной. Ждала. Самые страшные чувства охватили меня: что с ним, вернется ли?

И вдруг вижу: Бела Кун идет обратно по мосту таким же быстрым шагом, каким ушел.

Подойдя ко мне, сказал:

— Не сердитесь, что заставил вас ждать. — И уже позднее, в машине, добавил: — Все напрасно. С этими «товарищами» ни там, ни дома не договоришься.

ПОРАЖЕНИЕ

О венгерской революции после ее поражения было написано очень много, и в первую голову буржуазными публицистами и журналистами. Они печатали уйму статей, полных сенсационной лжи и ругани против революции и ее руководителей. Издали свои «воспоминания» и лидеры социал-демократов (Бем, Вельтнер и др.), написанные ради того, чтобы оправдаться за совместную деятельность с коммунистами, скомпрометировать пролетарскую диктатуру и ее вождей. Их книги имели тоже весьма отдаленное отношение к истории.

Применительно к авторам этих сочинений и приводил Бела Кун слова Маркса, написанные в связи с деятельностью врагов Парижской коммуны: «По мере своих сил они препятствовали настоящей деятельности рабочего класса, подобно тому как ранее препятствовали полному развитию каждой предшествовавшей революции. Они являются неизбежным злом. Со временем от них можно отделаться, но именно этого времени у Коммуны и не было»[76].

Одновременно появился и ряд статей, написанных коммунистами, некоторые из них теми, кто в период победоносного шествия революции смотрел на все сквозь розовые очки, с величайшим признанием отзывался обо всех действиях Бела Куна, активно участвовал в работе КПВ перед революцией и во время советской республики, двумя руками голосовал за все ее декреты, но после поражения хотел взвалить на одного Бела Куна ответственность за все совершенные и несовершенные ошибки.

Эти сочинения нанесли в ту пору не меньший вред венгерскому и международному рабочему движению, чем сами ошибки.

Ведь в том, чтобы коммунисты поносили друг друга, больше всего была заинтересована буржуазия. И в своих расчетах она оказалась права. Немало честных рабочих и интеллигентов отвернулось от партии под влиянием этой злобной ругани; надо признаться, что все это чрезвычайно тормозило и работу коммунистов во времена режима Хорти.

Я приехала в Будапешт из Нергешуйфалу вместе с сестрой, дочкой и женой художника Кароя Кернштока[77] накануне поражения пролетарской революции.

За нами послали машину в сопровождении одного из «ленинских ребят». Мы уже по дороге почувствовали беду, ибо шофер несколько раз останавливался на шоссе, и все под разными предлогами: бензина нет, шина лопнула, фары не горят, а в темноте он не может управлять машиной. И только тогда, когда Леваи или Гараи — уже не помню точно, как звали нашего сопровождающего, — пригрозил шоферу, что если он еще раз остановится, то пристрелит его, появился бензин, зажглись фары и шина тоже оказалась в порядке. После этого мы без всяких помех приехали домой в гостиницу «Хунгария». Жену Кернштока устроили в каком-то номере, а сами поднялись к себе. Хотели уже лечь спать, как зазвонил телефон.

Бела Санто просил спуститься к нему, так как он должен сказать мне что-то важное.

Усталость как рукой сняло. Я побежала вниз.

Санто был в постели. Извинился, что принимает меня лежа, но он чувствует себя очень плохо. Голос у него дрожал, хотя он и старался казаться спокойным. Коротко рассказал, что недавно вернулся с фронта, что румыны наступают, что Бела Кун остался под Солноком. Положение на фронте тяжелейшее. Наша армия не может противостоять превосходящим силам противника. Солдаты толпами бегут. Лидеры социал-демократов теперь уже неприкрыто выступают против диктатуры пролетариата, договариваются с иностранными посольствами об образовании профсоюзного правительства. Все это говорит о том, что пролетарская диктатура в катастрофическом положении. Скоро приедет Бела Кун, и всем вместе придется решать, что делать дальше. Бела Кун поручил ему откровенно рассказать мне обо всем, но он, Санто, просит, чтобы все это оставалось пока между нами.

Я попрощалась. Санто был очень взволнован. Нельзя сказать, чтобы и я была спокойна.

Поднялась к себе в комнату, легла, но, разумеется, и не думала заснуть.

На рассвете приехал Бела Кун.

Он был бледен. Посмотрел на меня. Понял, что я уже все знаю.

Я молчала. Ждала. Бела Кун сказал:

— Ничего другого сделать нельзя, это было бы напрасное кровопролитие. В дальнейшем мы иначе будем вести борьбу. Как и какими методами, еще не могу вам сказать.

Он вышел и созвал Революционный правительственный совет.

Через несколько часов вернулся и попросил меня разыскать Эрне Пора, который руководил конспиративным аппаратом. Пор явился. Бела Кун спросил его:

— Что с конспиративными квартирами?.. — И тут же добавил: — Всем нам, очевидно, придется уйти в подполье.

Эрне Пор — Бела Кун знал его еще по гражданской войне в России как преданного и отважного революционера — побледнел.

Крушение власти застигло его врасплох.

Не было подготовлено ни одной конспиративной квартиры.