Коммунисты отлично знали, что после поражения революции неизбежно наступит белый террор со всеми его ужасами. Только лидеры социал-демократов верили в другой исход дела: они, мол, создадут с согласия Антанты правительство без коммунистов, спасут собственные шкуры и снова усядутся в министерские кресла.
Весть о падении диктатуры пролетариата разнеслась мгновенно, и, пока Бела Кун вел переговоры с Эрне Пором, к нам явился Андор Габор — он еще не был коммунистом — и предложил переехать к нему на квартиру, где мы будем в полной безопасности. Это благородное предложение — Габор отлично знал, что ему грозит, если нас обнаружат, — мы приняли с благодарностью и тотчас приступили к сборам. Но тут явился Иштван Петерфи, добрый знакомый Бела Куна еще по Коложвару, и предложил свою квартиру для всей семьи, включая и Бела Куна. Петерфи убеждал нас, что лучше переехать к нему, ибо он не занимается политикой, а Габор известен как автор оппозиционных политических стихов. Мы согласились. Габор ушел обиженный. Но вскоре убедился в правильности нашего выбора. (Его арестовали, и уже не помню, как ему удалось вырваться из когтей белого террора. Даже у Петерфи были разные неприятности, и с ним не расправились только потому, что женой его была знаменитая певица Мария Базилидес.)
Как поступить ему самому, Бела Кун еще не решил. Мы попрощались, оба притворяясь спокойными. И втроем — сестра, Агнеш и я — переехали к Петерфи.
Квартира показалась очень подходящей. Мы были в ней одни (семья Петерфи уехала на отдых), а Петерфи старался нам помочь во всем с присущей ему удивительной добротой и человечностью. И мы и он наивно воображали, что какое-то время сможем жить у них.
Но не прошло двух часов, как явилась Серена Тимар с двумя чемоданами (за эти два чемодана Петерфи тоже здорово потаскали) и с вестью, что социал-демократы формируют профсоюзное правительство и ведут переговоры с Австрией, чтобы она предоставила право убежища коммунистам и их семьям. «Если переговоры закончатся успешно, — продолжала Серена, — то мы скоро уедем, так как и сейчас уже очень опасно оставаться здесь. Белые наготове, а сколько продержится социал-демократическое правительство, никто не знает. Бела Кун уезжать не хочет, но социал-демократы все равно заставят его уехать, так как боятся, что он будет мешать им, будет подстрекать против них рабочие массы».
Услышав об этом, я оставила сестру и Агнеш у Петерфи, а сама пошла обратно в «Хунгарию».
Бела Кун был там. Он договаривался с товарищами о дальнейших планах и о том, кто останется дома для руководства подпольной работой.
В «Хунгарии» все бегали, суетились. Казалось, что делами заправляет еще Бела Кун, но это была уже только видимость. Социал-демократические лидеры пытались создать иллюзию, будто они формируют правительство без коммунистов, но с их мирного согласия. Теперь главная задача была как можно скорее избавиться от коммунистических вождей и даже от тех бывших социал-демократов, которые слишком скомпрометировали себя во время «большевистского господства». Потому-то они так рьяно вели переговоры с венскими социал-демократами. А тем ничего не оставалось, как предоставить право убежища, несмотря даже на опасения, что венгерские коммунисты создадут в Вене подпольную организацию и доставят еще немало хлопот.
Соглашение было заключено. Право убежища распространялось на народных комиссаров, руководящих работников и членов их семей. Убежище решили предоставить в Вене, где политические беженцы будут жить на свободе. Решение это не распространялось на Тибора Самуэли — его не захотели признать политическим эмигрантом. (О его «фанатизме» и «жестокости» контрреволюция распространяла особенно много легенд, не желая прощать ему его самоотверженную героическую работу как руководителя чрезвычайных отрядов, которым приходилось подавлять контрреволюционные выступления.) Впрочем, Самуэли и не рассчитывал на гостеприимство венских социал-демократов и по договоренности с Бела Куном уехал за день до того, как весть о падении советской республики стала общеизвестной. К этому времени он должен был уже пересечь границу Австрии, а оттуда поехать в Россию и обо всем информировать Ленина.
Самуэли пришел к нам попрощаться. Мне он показал по секрету завернутый в носовой платок маленький пистолет и сказал, что. если ему не удастся перейти границу, он покоитчит с собой, но не дастся в руки белым.
Прощанье было теплое и грустное. Тибора Самуэли связывала с Бела Куном большая политическая дружба, но он был очень привязан и ко всей нашей семье. По окончании работы приходил к нам и, переговорив с Бела Куном, играл с Агнеш, беседовал с ней и весело смеялся над ее детскими, всегда откровенно прямыми высказываниями.
На прощанье я сказала только: «Берегите себя, торопитесь, чтобы как можно скорее перебраться через границу. До свидания!» И тут же отвернулась, чтобы он не увидел моих слез. Он тоже круто повернулся и быстрым шагом пошел к дверям.
Больше я его не видела.