Бела Тарр: время после

В этом заключается проблема, позволяющая высмеять рассуждения и уловки «победителей»: ни дождь, ни повторение победить невозможно. Каррер – шопенгауэрианец, как и выдумавший его романист Ласло Краснахоркаи, который вместе с «Проклятием» входит во вселенную Белы Тарра. Ему ведомо лежащее в основе вещей небытие воли. Он не хочет, по его словам, смотреть на дождь на манер шелудивой собаки, дожидающейся луж, чтобы из них напиться. Зато он знает такого рода собаку и может порекомендовать ее мошеннику. Это погрязший в долгах муж любимой им женщины: певицы в кабаре, которую он приходит послушать в полутьме «Титаника», когда она с закрытыми глазами нашептывает в сопровождении упрямых арпеджио сумеречную песенку со столь же упрямо повторяющимися словами: «Все кончено… Вот и конец… Другого не будет… Никогда не будет…».

Каррер не чужд при этом практическим расчетам. Отправить мужа забирать компрометирующий товар – чем не удобный случай занять его место в постели певицы, с надеждой, что какой-нибудь неожиданный инцидент – а ему можно помочь – предотвратит его возвращение. Но физическое обладание само по себе не является целью. Об этом свидетельствует лишенная всякого пыла сексуальная сцена, рифмующаяся разве что с равномерным движением вагонеток. Он так и скажет своей женщине: она для него – хранительница при входе в туннель, ведущий к чему-то неведомому, к чему-то, что он не способен назвать. Только на это неведомое, в глубине которого может отыскаться что-то новое, и могут претендовать те, кто не действует, те, кто не более чем восприятие и ощущение. Но гардеробщица уже предупреждала Каррера: хранительница туннеля – ведьма. Она – бездонное болото, она только и может, что его поглотить. И когда он на своем наблюдательном пункте, под дождем, дожидается отбытия мужа, появившись в окружении собак, гардеробщица напомнит: единственное будущее, которого можно ждать, это гибель, предсказанная пророками Господа. Пророк катастрофы – отныне тем, кто спекулирует на обещаниях, у Белы Тарра будет противостоять эта фигура. Но возможно, это все-таки слишком – говорить о бездонном болоте. Представленное в «Проклятии» человечество слишком безответственно, чтобы заслуживать обещаний уничтожения от войны, чумы и голода, изреченных вслед за пророками Израиля гардеробщицей. Неглубокая лужа, из которой пьют собаки, – вот наиболее вероятная судьба, обещаемая дождем и тщетными попытками избежать его засилия. Именно по ходу окруженного ливнем бала скрепляется воедино судьба четверых враждующих сообщников. Любая история – это, несомненно, история разрушения, но это разрушение само по себе всего лишь один из эпизодов в империи дождя. Посему камера бегло проследит в углу бала за возвращением мужа, означающим для Каррера поражение; за женой, которая, похоже, воздаст тому должное, любовно повиснув в танце на шее у «победителя»; затем за хозяином кафе, жалующимся в туалете Карреру на недостачу в доставленном, прежде чем увлечь певицу поразвлечься к себе в машину. Потом камера вернется к ночным хороводам и к неутомимому танцору среди предутренних луж, прежде чем переместиться от колонн «Титаника» к колоннам полицейского участка и через окно проникнуть в комнату, где видимый со спины Каррер бормочет свои разоблачения безмолвствующему полицейскому.

Эштике с мертвой кошкой в фильме «Сатанинское танго»

Кадр из фильма «Проклятие»