Вышли на двор. Солнце зашло, стремительно темнело. Небо на востоке оставалось чистым, появились звёзды, а вот на юго-западе, над сумрачными горами, бурлили низкие тучи, подсвеченные последними лучами звезды, выбивавшимися из-за горизонта. Широкий облачный фронт двигался в нашу сторону, постоянно мелькали искорки малиновых, синеватых и белых молний, но грома слышно не было, далековато пока. Восход лун следовало ожидать ближе к полуночи, но Зигвальд объяснил, что сегодня мы увидим только чёрную круглую тень с белёсым ореолом, ползущую по небосводу. Волчья луна этой ночью закроет два других спутника — они выстроятся цепочкой. «Парад лун» будет продолжаться до рассвета.
Предыдущими вечерами Берлогу освещали не больше трёх десятков факелов, установленных на стенах и угловых башенках тына, но сейчас крепостишка Зигвальда начала походить на тысячекратно уменьшенный мегаполис Сириус-Центра. Бесчисленные факелы, лампы с многократно усиливающими свет вогнутыми зеркалами-отражателями, сделанными из тщательно отполированного металла, разведено несколько больших костров, жаровни с углями зачем-то…
Я углядел несколько простецов, которых раньше не видел, — если постоянные обитатели Берлоги в большинстве темноволосы, то эти были рыжие или светло-русые, да и телосложением покрепче: выше ростом и шире в плечах. Спросил у Зигвальда. Оказалось, что вернулись дозорные с окрестных сторожевых башен — эти простецы принадлежат не самому Жучку, а отосланы ему в помощь отцом из самого замка Герлиц. Их немного, всего двадцать два, но в драке на них положиться можно. Другие простецы-мужчины, способные держать в руках оружие, не ложились спать, рассредоточившись по галереям стен и крышам строений.
Теодегизил обнаружился на верхней площадке надвратной башни и впервые посмотрел на меня если не доброжелательно, то по крайней мере без недоверия. Уверен, сыграл свою роль доспех, точно такой, как и у Зигвальда — северянин понял, что я, как предполагаемый дворянин (пускай и «другой»), прятаться от надвигающейся угрозы не собираюсь.
В чём конкретно состояла эта угроза я доселе не мог понять — воображение услужливо рисовало картины одна бредовее другой. Бледный граф Дракула из старинных двухмерных кинопостановок, какие-то люди-жабы, насекомые-убийцы и прочая муть, созданная на потеху непритязательной публике, треть жизни проводящей за созерцанием низкопробных зрелищ для бездельников. Однако серьёзность, с которой люди подходили к возможной атаке «тварей», настораживала. Это не выглядело спектаклем, в Берлоге готовились к настоящему сражению…
— Угощайтесь, — хозяйственный Зигвальд, оказывается, прихватил с собой кожаную флягу. Протянул сначала мне, потом Теодегизилу. Содержимое напоминало сладковатую водку с ягодным запахом. — Отбиться-то, конечно отобьёмся, но загадывать наперёд не хочется. Предпочитаю умереть в хорошем настроении!
— Не говори так, — посмурнел Теодегизил. От души приложился, глянул на меня. Сказал, чудовищно ломая немецкие слова: — Господин Стефан, почему твой не-живой друг не хочет с нами разговаривать? Я никогда не видел не-живых, но слышал о них. Он не любит людей?
Последовал кивок в сторону ПМК.
— Я очень мало о вас знаю, — подал голос Нетико. — И предпочитаю не вмешиваться в человеческие дела, когда меня не спрашивают. Это неучтиво.
— Надо же, — Теодегизил непритворно изумился, хотел было протянуть руку, чтобы прикоснуться к ПМК, но не осмелился. — Учтивый демон?..
— Это не демон, — вдруг заступился за Нетико Зигвальд. — Стефан говорит, будто в коробке живёт бестелесное существо, душа без плоти, я ему верю. Не всякий бесплотный — враг.
— Знаю… Облака подходят, скоро польёт. Тогда и начнётся.
— Что начнётся? — я дёрнул Зигвальда за рукав рубахи, выступавшей из-под кольчуги и стёганки. Становилось очень неуютно, можно сказать, страшно.
— Молнии, — кратко ответил Жучок. — Молнии приманивают чудовищ. Они будто бы ими питаются, в сильную грозу нечисть начинает безумствовать… Хлебните-ка ещё разок!
Фляга вновь пошла по кругу.
Минуту спустя по доскам настила упали первые тяжёлые капли дождя.
Нетико, большой любитель повозиться с анализом событий, на следующий день был удивительно тих и неразговорчив. Лишь твердил, что моё везение безгранично, а концепция мироздания отныне нуждается если не в пересмотре, то в существенных дополнениях. Каких конкретно, пока сказать трудно — многое надо осмыслить и попытаться создать непротиворечивую теорию, объясняющую практические наблюдения. Чего-чего, а наблюдений хватало с переизбытком. Нетико откровенно психовал (для искусственного разума это было состоянием противоестественным), что вызывало к жизни выдающиеся перлы, наподобие:
— …Факты гласят: процесс «N» имел место, — отвлечённо бурчал ИР, разговаривая, похоже, сам с собой. — А значит, для его объяснения следует изучить неоспоримую феноменологию, то есть неопровержимые признаки практической реализации этого процесса, не допускающие иных изостенических интерпретаций. Или полное его научно-техническое обоснование…
— Что ты сказал? — оторопел я.