Белая береза

- Обязательно. Без вас нельзя.

- Вот это разговор! А где же устроите застолье?

- В чистом поле, на раздолье, - ответил, улыбаясь, Борисов. - Там веселее, чем в этой деревне.

- О-о, нашли место! - с неудовольствием протянул Умрихин, подняв и отводя в сторону от Борисова посиневший утиный нос. - Дрожь берет на таком раздолье!

- Зато там с музыкой!

- От той музыки икать охота.

Танк "КВ" загудел и внезапно дернулся на месте. Все невольно дрогнули и отшатнулись от него; в кронах старых черных ветел у соседнего двора заметались, загалдели галки, собравшиеся на ночлег. Когда танк замолк, Умрихин продолжал:

- Нет, как ни говори, а невеселый вы народ, танкисты! У вас такой праздник, а все вы - серьезные, хмурые, даже виду не хотите показать, что рады. А ведь рады так, что в пляс бы только. Я же вижу, у меня глаз верный. Скажем, вон тот, который малярит. Да у него все печенки поют от радости!

Маленький танкист, красивший башню "КВ", яростно покрутил кистью в заляпанном белилами ведерке и огрызнулся:

- Ну и что же? Что ты прилип? Зависть тебя берет, вот что, любезный ты мой папаша! Если хочешь, я тебе прямо скажу: да, рад; да, все печенки поют от радости!

- Вот видите, я же угадал, - мирно заметил Умрихин, раскидывая в стороны руки и этим жестом как бы приглашая всех присутствующих в свидетели его правоты.

- Да, рад, рад, вот и все тут! - разгорячился маленький танкист, бросил работу и замахал в воздухе белой кистью. - А ты мне, папаша-умница, скажи: какой же дурак не будет радоваться такому званию, а? Я как узнал про это, во мне, и верно, все запело!

- Ну, будет, будет, Кривцов! - сказал Борисов, смущенный бахвальством маленького танкиста. - Малярь знай, торопиться надо.

- Конечно, я замолчу, - сразу стихая, ответил Кривцов. - Только напоследок я скажу одно: вредный же он, этот папаша, или не видите? Все молчат, а он все с подковыркой да подковыркой!

- Хватит, Кривцов! Не обижай гостей!

- Он сам обижает!

- Вот и видать тебя сразу насквозь, как стеклышко! - сказал Умрихин. - Не успел, стало быть, получить гвардейское звание, а уже зазнался. А что из тебя будет, если орден дадут или медаль из чистого серебра?

- Дадут разве? - спросил кто-то из солдат.

- Понятно, дадут, в приказе так и сказано, - со свойственной ему мирной манерой ответил Умрихин и похлопал подзастывшими валенками нога об ногу. - Не обязательно, понятно, ему вот, товарищу маляру, дадут, а вообще многим из их бригады.

Всех развеселило, что Умрихин удачно уколол обидчивого танкиста, и все весело, беззлобным смехом поддержали шутника. Умрихин затем обратился к Борисову, который, по молчаливому сговору занятых работой танкистов, принимал гостей:

- А насчет других разных отличий, товарищ гвардии старший сержант, не слыхать еще?

- Каких еще отличий?

- Ордена и медали у всех одинаковые, а для вас должны быть особые отличия, - знающе заявил Умрихин. - Какую-нибудь особую форму надо или, допустим, особые знаки на груди.

- Можно и без отличий.

- Нет, нельзя, - возразил Умрихин. - Раз вы гвардия - у вас все особое должно быть: и форма, и знаки, и даже, я думаю, харч особый...

Замечание Умрихина об отличиях понравилось всем: и танкистам и пехотинцам, и все разом заговорили о том, установят ли в самом деле отличия для гвардейцев и если установят, то какие именно...

- В царское время разные были, - сказал Умрихин.

- То в царское! - крикнул Кривцов с танка, надеясь, видимо, этим замечанием как-то отплатить Умрихину за его обидные шутки.

- А почему сейчас не сделать? - сразу прицепился Умрихин и даже спустился с бочки. - Ну, скажи, почему? Раз гвардия, стало быть, лучшее войско, а лучшее войско издали должно быть видно. Взглянул и видишь: гвардия! У меня, сказать откровенно, дед раньше служил в гвардии. Раньше ведь как брали в гвардию? По росту. Как взглянула комиссия на деда, так в один голос: в гвардию! Он даже повыше меня был, вот как! А служил он у генерала Скобелева... Вот был, братцы, генерал так генерал: осанка - во какая, взгляд - орлиный, борода - надвое, а под ней вся грудь в орденах! Дед с этим Скобелевым ходил турок бить, а потом и привез домой его портрет. Настоящая картина, вся в красках! И вот, бывало, как взглянет дед на тот портрет, так в нем будто пружина ударит! Головой до потолка, руки по швам. Ох, и выправка была! Не только в гвардии служил, а и правофланговым в роте ходил.

- Подумаешь, трясется со своим дедом! - крикнул Кривцов, искренне страдая от того, что ему никак не удается отплатить Умрихину за обиды.

- Насчет деда, товарищ танкист-маляр, я совсем не зря затеял разговор, - сказал Умрихин и обратился к Борисову: - Я вот что хотел узнать: как насчет росту будет, а? Определен рост для гвардии или нет еще?

- Я думаю, что дело не в росте, - ответил Борисов. - Гвардейское звание должно даваться за геройство, а рост тут ни при чем...