Белая буква

И не просто включился. Писатель Василий Объемов уже опережающе работал с сюжетом. Лешка в последний момент успел катапультироваться. Приземлился на другом поле. Быстро закопал в землю парашют и… исчез на шестнадцать лет. А сейчас объявился! Естественно, его хотят поймать и допросить. Кто главный свидетель — с транзитным статусом соучастника — преступления? Естественно, Каролина! Может, они вместе все эти шестнадцать лет шпионили… На Россию, на кого же еще? Или на Украину? Это хуже. А я, покрылся холодным потом Объемов, ясен пень, связной, хорошо, если не резидент! Но она сказала «ваши», торопливо внес облегчающее собственную участь уточнение в сюжет. Если это совместная с «нашими» войсковая операция, значит, я… не шпион, а соратник! У Белоруссии и России, это, как его… союзное государство! Сволочь, с ненавистью посмотрел на ответно сверлящую его сквозь очки волчьим взглядом Каролину, зачем ты пришла, что тебе надо, зачем впутываешь меня в эту историю?

— Самолет приземлился на базе вчера ночью, на самой дальней, заброшенной полосе, — быстро заговорила Каролина, телепатически уловив невысказанные упреки Объемова и сделав правильный вывод, что откровенность — единственное средство удержать его от панического бегства, неотвратимого катапультирования из кровати, а может, и из гостиничного номера. — Радары не засекли, он из какого-то особого материала или чем-то покрыт, не знаю, а так — точная копия того, который разбился. Пастух стадо мимо гнал к ангарам, там вокруг еще зеленая трава, увидел, рассказал в поселке. Дети побежали. Потом военные приехали, оцепили, привезли аппаратуру. Везде в кабине — Лешкины отпечатки пальцев…

— Ты сама-то его видела? — перебил Объемов.

— Я сразу заметила, что за мной следят. Один злобный такой, с бородой: ты сидел — он в кафе заходил. И про тебя я тоже сначала подумала… А тут дочь позвонила, говорит, на съемную хату нельзя, уже вычислили.

— Дочь? — Объемов сам начал удивляться своей памяти. — Из Умани?

— Из Одессы. Я Олеську сразу вызвала, как узнала про самолет, сказала, чтобы никому ни слова и только на попутках. Если меня возьмут, так хоть она ему поможет. А я потом… С Украиной пока граница без проблем. Они ее точно в лицо не знают. Имя до паспорта у нее было Ольга, а отчество я по деду ей сделала — Андреевна. Фамилия вообще по первому мужу, тоже хохол был, только из Полтавы, и тоже сволочь — другую бабу в дом привел, стал с ней жить при живой жене. Так что никаких концов.

— Ты его видела? — повторил Объемов, пытаясь вспомнить, где он недавно слышал про Олеську.

Вспомнил! Не слышал, а читал. Объявление с отрывными телефонными хвостиками на фонарном столбе на гостиничной автостоянке: «Олеся. 27 лет. Ахнешь! Звони!» Уже ахнул, мрачно подумал Объемов, и… пусть анонимно, но позвонил.

Зачем-то спросил:

— Сколько ей лет?

— Кому? — удивилась Каролина.

— Олеське.

— Тридцать. А что?

— Убавила, — покачал головой Объемов.

Они притихли, услышав рассыпчатый каблучный стук по голой коридорной плитке. В дверь легко, как бросили горсть сухих горошин, постучали.

— Открой, — попросила Каролина. — Это она. Что-то случилось. Мы не договаривались, что она сюда.

— Не успею одеться, — растерялся Объемов, вновь утрачивая контроль (хотя бы мысленный) над реальностью.

— Быстрей! Я же голая!

— Хорошо, — пожал плечами Объемов, удивляясь такой неожиданной стыдливости.

Свесил ноги с кровати. Страх, возбуждение, желание что-то выяснить, куда-то бежать вдруг сменились в нем дебильной покорностью и обездвиженностью. Вот так и несчастная Россия, успел подумать Объемов, нащупывая вялыми, как снулые рыбы, ступнями тапочки, кто на нее рявкнет, ошарашит, наговорит с три короба, под того она и ложится… Особенно если он… то есть она (покосился на Каролину), в парике и очках… Так сказать, в пассионарном прикиде. Бери голыми руками.

— Ну! — поторопила Каролина.

Объемов, поправив трусы и слегка втянув живот, открыл дверь. В номер, едва не сшибив, влетела Олеська. Объемов уже устал чему-либо удивляться, а потому совсем не удивился, что она была натурально (видимо, это у них семейное) голая, но в туфлях на металлических шпильках, как ведьма Гелла из бессмертного романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Впрочем, в отличие от Геллы, Олеська все же небрежно прикрывалась прижимаемым к груди ворохом одежды, из глубины которого пружинисто свесился бюстгальтер. Качающимися своими чашечками он напоминал маятник сюрреалистических часов, отсчитывающий… что?

— По объявлению? — ухмыльнулся, рассматривая бесстыдницу, Объемов.

— Что? — растерялась та, даже выронила одежду. — Мы… разве договаривались?

— Быстрей! В постель! — скомандовала с подушек Каролина. — Сейчас придут!

Олеся размашистыми крепкими бедрами, как бульдозер подтаявший сугроб, легко передвинула Объемова на кровать под приглашающе откинутое мамашей одеяло.

— Поехали!