Белая дорога

…Волк устал, он еле волочил капкан. Часто ложился. Гена не думал о том, сколько прошло времени с того момента, как он пустился в погоню. Знал только, что позади осталось несколько переходов по горам: «Далеко ушел, дьявол».

Небо постепенно темнело. Облака лениво плыли, закрывая собой весь горизонт. «Смеркается. Это плохо. Я как-нибудь выдержу, а олень? Выдержит ли он? До дома отсюда ой как далеко…» Гена вдруг вздрогнул. Впереди что-то чернело. Нет, это не волк, следы его пошли дальше. Но что же это? Спотыкаясь на кочках, шагнул вперед. «Капкан! У-шел… у-шел…» — сердце толчками стучало в груди. Только тут впервые за долгий день он почувствовал, как сильно устал, в ногах противная вялость, кружилась голова, ломило в висках. Снег комьями облепил капкан, и он превратился в огромный ледяной чурбан, пропитанный волчьей кровью. Гена в отчаянии пнул его, но даже не сдвинул с места, только удар тупой болью отозвался в ноге. «Надо же, тащить такую махину и так далеко уйти! Вот это сила! — удивился он. — Как же зверь сумел вырваться?» Гена опустился на корточки и принялся рассматривать капкан. «Нужно забрать его с собой, еще пригодится». Он вытащил нож и стал сбивать лед. Лед откалывался большими кусками, и вдруг Гена едва не вскрикнул от неожиданности: в капкане торчала окровавленная волчья лапа. Видно, волк был в отчаянии, выбился совсем из сил, не мог дальше тащить свой груз. Вот и перегрыз окоченевшую лапу, заковылял дальше, не теряя времени. Гена долго глядел туда, где на дальних склонах высоких гор затерялся волчий след. Он понял, что идти вперед не имеет смысла, это все равно что пытаться догнать свою тень. К тому же за теми отрогами, что были впереди, начиналась непролазная, глухая тайга. Там оленьих стад не было. Хоть это пока успокаивало Гену. Как-никак на какое-то время хищник оставит их в покое… Из-за ближнего гольца всплыла голубая луна. Пора возвращаться.

Обратный путь вновь лежал по горам. Гена решил ехать напрямик. По его подсчетам, дорога по речным извилинам займет уйму времени, вряд ли в таком случае к утру доберешься до стойбища. Олень ослабел, Гена больше шел пешком. Он старался не думать об усталости. «Нет, я не устал. Мне легко. Вот какой я бодрый. И снег неглубокий. Чего еще надо?» — внушал он сам себе. Справиться с голодом было куда труднее. Как назло, в голову лезли мысли о еде. Жирные куски мяса, дымящийся чай рисовались в воображении. Он гнал эти мысли прочь, но они лезли и лезли в голову. Тогда он начинал петь, вначале чуть слышно, потом во весь голос. Это на некоторое время помогало, отвлекало от ненужных видений.

Он спускался по склону. Было скользко, то и дело он падал, в коленях чувствовалась противная вязкая дрожь. Внизу, у подножья, лежала узкая речонка, сплошь покрытая по берегам густыми зарослями. Тот берег был обрывистый, скальный. Сейчас Гена спустится, поедет вдоль речки и скоро попадет к Ултавке. А оттуда до дому рукой подать. Гена повеселел. Луна в лесу светила тускло. В сумерках деревья казались великанами. Мой-то неожиданно тявкнул. Гена вздрогнул. Пес рвался в сторону, царапал лапами снег. «Соболь, наверное, юркнул в нору перед его носом, вот и беснуется, дурачок». Гена подошел к бугру, к которому так яростно стремился Мойто. Загривок у пса вздыбился, хвост — колесом. «Хорошая собака будет», — мысленно похвалил его Гена и нагнулся. Это был продолговатый бугорок между тремя толстыми деревьями. Корни и самые нижние ветви почему-то заиндевели больше обычного. Выше инея почти не было. Нежданная догадка вдруг осенила его, резко похолодело в груди. «Медведь! Тут берлога!» — пугаясь, подумал он и неслышно отступил назад. Это от медвежьего дыхания заиндевели деревья. При дневном свете обычно видно, как струится из-под снега легкий, едва различимый парок. «Вдруг проснется! Вот будет беда!» — отходя, Гена косился на болтающееся у седла ружье.

Он не заметил, как и когда успел спуститься вниз к речке. И все оглядывался назад. Куда подевались усталость и голод? Гена не чувствовал их. Его состояние, видно, передалось и оленю. Он зашагал вдруг легко и бодро…

Разом залаяли все собаки. Мойто приосанился, затрусил горделиво. Еще издалека меж деревьев засветились огни палаток. Это свет свечей пробивался сквозь брезент. Гена удивился, что люди до сих пор не легли спать. Когда он подъехал, навстречу ему выскочил Кеша, за ним Кадар, Нюку, женщины. Кеша отвязал Мойто от седла, дал собаке несколько больших кусков мерзлого мяса. Мойто завилял хвостом и, поскуливая от удовольствия, принялся за угощение. Он тоже сильно проголодался за день.

Оказывается, никто в стойбище и не ложился спать. Все ждали Гену. Капа с Кэтии тормошили мужей, обеспокоенные его долгим отсутствием.

— Приедет, — отмахивался Кадар. — Куда денется?

— Гена не пропадет, — успокаивал Кеша скорее себя, нежели Кэтии. — Такой парень — что с ним может случиться?

Нюку молчал.

И вот Гена наконец вернулся. Все облегченно вздохнули.

— Где пропадал? — набросился на него Кеша. — Мы тут не знали, что и подумать…

— Напугал-то как, — вздохнула Кэтии.