Белая дорога

Упряжные олени бегут по накатанной дороге умеренным шагом, с шумом ловя упругий морозный воздух заиндевевшими ноздрями, с которых уже свисают ледяные сосульки. Оленям из-за этих сосулек трудно дышать, поэтому левый упряжный время от времени, изловчившись, на ходу трется о шею переднего, норовя сбить лед. Густое облако теплого дыхания клубится над ними. Хруст-хруст, — хрустит снег под копытами. Олени бегут тяжело, и человек их особо не погоняет. Хорошо обученные, натренированные, они сами знают, когда замедлить, когда прибавить шаг. «Бегите, бегите, мои олени. Не спешите, поберегите свои легкие, видите, как холодно нынче?» — мысленно обращается человек к упряжным оленям. Он знает, что они к вечеру ускорят свой бег и все наверстают. Человек время от времени легко соскакивает с нарты и бежит рядом до тех пор, пока олени не сворачивают влево на снежную целину и не останавливаются. Тогда он не торопясь подходит к упряжным и, держась за уздцы, рукавицей растирает им ноздри, сбивает сосульки. Олени облегченно вдыхают морозный воздух, кивают головами и с благодарностью поглядывают на человека. В такие минуты, наверное, устанавливается незримая связь, взаимная привязанность между человеком и животным. Затем человек и олени снова пускаются в путь. Полозья снова легко скользят по снегу. Сердце человека наполняется нежностью к этим животным. Он верит им и ни о чем не беспокоится. Он знает — они благополучно доставят его на место.

Человек на оленьей упряжке — это Кириллов. Он едет в седьмое стадо, к старику Кунину. Завтра же они отправятся в сторону горного плато, где два дня назад увидели следы, припорошенные снегом. Как знать, может, эта поездка обернется целой неделей, а может, и больше. Тайга есть тайга. Здесь невозможно, как в городе, точно рассчитать свое время. Будут искать затерявшихся оленей. А куда приведут их следы — неизвестно.

«Обшарю все вокруг. Загляну в каждую котловину, объезжу вдоль и поперек все речки, все долины и склоны, а оленей найду. Арсентий Николаевич пожелал нам успеха и попросил меня вернуться как можно скорее. Я постараюсь. Он верит мне. Стыдно будет, если не оправдаю это доверие…»

Впереди начинался перевал. Лесистая местность осталась позади. Упряжка мчится по берегу небольшой узкой речки, мимо последних кустов тальника. Заиндевелые деревья одиноко стоят на склонах гор и будто провожают путника грустным взором. Впереди белым-бело: белоснежные горные вершины, белые склоны, белые долины, на которых не скроется, пожалуй, даже мышь. Как на листе ватмана карандашом расчерчены тонкие пунктиры, на снегу видны уходящие в необозримую даль следы…

Кириллов неожиданно сильно ударил по бокам передового оленя. Упряжные, верно поняв желание хозяина, резко повернули влево и, пробежав несколько метров по снежной целине, остановились. Они шумно дышали, вывалив красные языки. Потом нагнулись и торопливо начали хватать пушистый снег. Но Кириллов не видел этого, он смотрел в другую сторону. Сердце его стучало сильно и гулко. Оно давно так не билось, как сейчас. Пожалуй, с тех пор, как он впервые в своей жизни обнял желанную женщину. Это было давно, но помнится ясно, как будто было вчера… Радостная улыбка широко озарила его бронзовое от мороза лицо. В узких глазах, едва видных из-под заиндевелых ресниц, заиграли озорные искорки. Он широко расставил ноги и пристально всматривался туда, где белела высокая вершина, за которой начиналась бескрайняя горная гряда. Там наверху, за валунами, он увидел снежных баранов. Они цепочкой поднимались вверх. Шли не спеша, часто останавливаясь. Сбивались в кучу и подолгу обозревали окрестность.

Кириллов взволнованно думал: «Они уцелели… Они живы… Живы! Сумели спастись! Какие молодцы! Живите, милые, долго-долго». Дрожащими от волнения пальцами он ухватился за бинокль, приложил к глазам. Вот они, рядышком. Даже видны зарубки на их рогах. Его внимание привлек маленький бочикан, лохматенький, весь какой-то жалкий. Он время от времени почему-то отходил от остальных и все оглядывался назад, норовил повернуть обратно. Весь его вид говорил о том, что он кого-то потерял и теперь мучительно ищет, надеется — не появится ли там, далеко позади, та, в которой он так нуждался и которую так трепетно ждал. К нему подошла стройная молодая важенка. Обнюхала от ушей до хвоста и медленным шагом вернулась к остальным. Бочикан кинулся вслед за нею. Они догоняли уходивший в снежные кручи небольшой косяк уямканов…

Улыбка погасла на лице Кириллова. Защемило в груди. Невыносимо жаль стало ему этого маленького сироту. Неизвестно, сколько дней и ночей пройдет, пока бочикан смирится со своей участью. Как перезимует он теперь долгую суровую зиму? Кириллов с самого начала понял, что перед ним часть того бараньего стада, за которым на вертолете гонялся Николаев. Мать этого бочикана он застрелил. На миг перед его взором мелькнуло крупное лицо Николаева, его широкий выпуклый лоб, круглые, навыкате глаза. «Чудовище!» — отчаянно выругался Кириллов.