Белая дорога

Арсентий Николаевич подошел к окну и задумался. Настроение у него основательно омрачилось. Он представил себе мечущихся от страха снежных баранов и темной глыбой висящий над ними вертолет, огненные блики выстрелов и подбитых животных. Как жестоко и как бесчеловечно! Чем провинились перед людьми эти гордые уямканы? Разве что у них мясо, вкуснее которого нет, великолепные рога и теплый шелковистый мех? И что произойдет, если не остановить браконьеров? С техникой, с вертолетом ли, с машиной? Снежный баран, слов нет, быстроног, легко уходит в труднодоступные скалы. Но если все так начнут охотиться… Бараны могут исчезнуть. Осиротеют тогда наши гольцы, эти зубчатые ледниковые вершины, много тогда потеряет наш Север. Вслед за нами придут новые поколения. Лишить их возможности видеть это чудо природы? Мыслимо ли такое?

Иманов хорошо знал своих сородичей. Они скромны и открыты, щедры и добры. Не раз он сам был свидетелем их трогательной заботы, сострадания к зверю, на которого они охотились. Вспомнился один случай…

…Стояло лето. Он окончил третий класс и почти месяц кочевал с оленями. Его мать пасла их. Правда, не одна. Еще были пять или шесть пастухов. И родной дед. Хороший, добрый был дед. Помнится, шли затяжные дожди. Было голодно. Забить бы одного оленя. Но бригадир не дал: нельзя, мол, никак нельзя. На охоту идите. И дед с внуком пошли — не для себя, для всей бригады.

Темные лохматые облака низко висели над землей. За их толщей скрылись зубчатые скалы. Дождь перестал. Местами рассеялся и туман. Не прошли охотники и километра, как облака стали подниматься все выше и выше, обнажая силуэты знакомых вершин. Далеко-далеко, на горизонте, небо поголубело. А вскоре над ними блеснул синий-синий его осколок. Яркие брызги золотистых солнечных лучей ослепили глаза. И вдруг на ближней скале дед увидел снежных баранов. Это был небольшой косяк. Мальчику не терпелось. Он осуждал деда, который как ни в чем не бывало сидел на валуне и курил свою бесконечную трубку. Дед даже прикрыл глаза и о чем-то задумался. Но вот наконец он вынул изо рта трубку, тихонько стукнул о подошву мягких унтов, выбивая бурый пепел. И стали они с дедом не торопясь подкрадываться по оврагам, от куста к кусту, заходя с тыла на гору. Когда они подошли на расстояние выстрела, дед, взмахнув рукой, велел мальчику остановиться, и тот послушно замер. Дед осторожно глянул вниз, туда, где паслись бараны… И вдруг… отложил ружье. Присел и снова вытащил трубку. Поманил к себе внука. «Почему не стреляешь, абага?» — шепотом спросил мальчик, приблизившись. Тот шершавой ладонью ласково провел по его голове и показал вниз: «Посмотри-ка туда». Мальчик тихонько выглянул и увидел: уямканы мирно дремали. Возле каждой сутээнчэны-самки безмятежно посапывал маленький бочикан. Мальчик посмотрел на деда. Тот тоже глядел вниз и улыбался. Потом шепнул внуку: «Не будем их трогать. Пойдем…»

С тех пор утекло много воды. Доброго деда давно нет в живых. Но тот день Иманов запомнил. Он, несмышленыш, не понял тогда деда. Все спрашивал, почему не стрелял. Дед молчал. Только подъезжая к стойбищу, он остановил оленей у речки, чтоб те утолили жажду. Оба оленя, утомленные долгой ездой, прильнув к воде, долго пили, закатывая от удовольствия глаза. Мальчик и тут не отставал: почему да почему. Дед покурил трубку. Затем заскорузлыми, сухими ладонями провел по круглой головке внука, осторожно, будто боясь причинить боль, погладил и просто сказал: «Не мог я, сынок… Бочиканы так сладко спали… Они на тебя похожи, вот и не поднялась рука…» И замолк. Вот какая душа была у деда. Те слова старика запали в сердце. Настоящий северянин не мог поступить иначе. А теперь? Вон Никандр что натворил. Конечно, таких, как он, мало. Но они есть. И это страшно. И в том, что они есть, виноваты мы. Это наше упущение, наш брак в работе с людьми. Так думал секретарь парткома, все еще находясь под впечатлением событий последних двух-трех дней. Но его обрадовал поступок Аркадия Кириллова. Молодец. Значит, в нем не ошиблись. Не отступил даже под грубым нажимом Романова. Такие, как Аркадий, делают жизнь, и будущее за ними. А всякие там Николаевы да Романовы только тормозят дело.

Иманов понимал, что впереди ждет его долгая, в сущности, бесконечная работа с людьми. В ней, как в замкнутом круге, нет начала и нет конца, а потому никогда че скажешь себе: все сделано, все выполнено.

Так как же быть с Николаевым и Романовым?.. Что говорит тебе твоя совесть, Иманов? Разве не ты поддерживал их когда-то?..

Краска стыда медленно заливала лицо секретаря парткома…

16