Белая эмиграция в Китае и Монголии

Завладев таким ценным призом, как генерал барон Унгерн, красные посадили его в клетку, поставили на железнодорожную платформу и возили напоказ по Забайкалью и Сибири, в генеральской форме и с Георгием на груди. В это время полковник Ким снарядил из Харбина корейцев на разведку о судьбе барона в Сибирь. Вернувшись, они рассказали, что в Новониколаевске в театре был устроен публичный суд над генералом. На суде, на котором в публике были эти корейцы, барон издевался над судьями и большевистской властью до тех пор, пока один из комиссаров подошел к генералу сзади и выстрелил ему в затылок.

В. Шайдицкий Отдельная Азиатская конная дивизия {36}

После очень спокойного перехода в 40 суток Марсель – Шанхай мы вышли из Шанхая при приближающемся тайфуне, всегда зарождающемся около острова Гуам. Он принадлежит Соед. Штатам Сев. Америки, на нем большая военная база, и находится к юго-востоку от конечных южных островов Филиппинской группы, количество которых 7000. Тайфун движется в направлении Гонконга, где меняет свое дальнейшее движение: или идет на территорию Китая и там рассеивается, или на север, левым крылом задевая Шанхай, а правым Японию, и далее по морю, где-то там, далеко на севере, теряет свою силу.

Мы попали в тайфун второго направления и четверо суток до Владивостока исчерпали до конца все, что преподносит такой тайфун: представляли собой то подводную лодку, то дельфина с крутящимся винтом в воздухе, ложились на 43 градуса на борт, лазили на четвереньках по коридорам, испытывали на себе падение чемоданов и улавливали на столах в столовой блюда с едой, несмотря на наличие «скрипок» на столе. Но это все испытали только семь человек, в том числе и я, остальные представляли собой трупы, изредка падающие с коек на пол, переваливаясь от качки через пороги кают в коридоры. «Пенза», нацелившись на узкий проход, соединяющий море с гаванью Золотой Рог во Владивостоке, сильно качаясь на волнах, прошла его, и мы очутились в нашем Отечестве.

Поступили мы в распоряжение командующего войсками Приамурского военного округа Ген. шт. генерал-лейтенанта Розанова{37}. Для офицеров была отведена гостиница, полностью освобожденная от прежних постояльцев, а нижним чинам – помещение в казармах. По приказу из Омска наша заграничная группа, по представлению генерал-лейтенанта Лохвицкого{38} (начальника 1-й Особой дивизии во Франции, ныне команд. 2-й Сибирской армией), направлялась в Омск для формирования Особой воинской части. Постепенно, по нескольку офицеров и нижних чинов, мы стали разъезжаться, исключительно конвоируя поезда с особо важными грузами, направлявшиеся в Омск. Одним из таких поездов с вагоном 3-го класса для конвоя выехал и я, в составе: полковник Рытов, я и поручик-летчик со своей командой около 8 —10 унтер-офицеров.

14 ноября, в день падения Омска, наш поезд прибыл на ст. Иннокентьевская – в 3 верстах западнее Иркутска – и дальше не пошел. В Иркутске был лишь пассажирский вокзал, так как местность, сжатая горами и рекой Ангарой, не позволяла устройства дополнительных служб. Через некоторое время мы получили предписание занять комнаты в управлении воинского начальника, куда постепенно стеклись и остальные чины нашей группы, находившейся в пути. К середине декабря собралось около 15 офицеров и приблизительно столько же подпрапорщиков. Мы стали ждать «у моря погоды». Неожиданно для нас вспыхнуло восстание эсеров в самом городе, никем не подавляемое. Ввиду того что полковник Рытов, попав в свой город, в нем растворился, старшим стал капитан Арцыбашев (Сербского фронта, георгиевский кавалер, кадровый офицер 104-го пехотного Устюжского полка, окончивший Чугуевское военное училище в 1910-м или в 1911 г.).

В Иркутске я обнаружил отсутствие ст. унтер-офицера Науменко. По наведенным справкам у унтер-офицеров, находившихся с нами, выяснилось, что на ст. Иннокентьевская он, почувствовав себя плохо, пошел в железнодорожную больницу, откуда не вернулся. В эти дни свирепствовала холера, и, встревожившись за его участь, я отправился на эту станцию, отыскал больницу, переполненную холерными, лежащими не только на койках, но и вповалку на полу в холодных коридорах.

Отыскивая среди лежащих своего солдата, я услышал слабый призывный голос: «Ваше Высокоблагородие! Ваше Высокоблагородие!» Ни по голосу, ни по внешности я не мог узнать Науменко и только по его отрывочным словам я наконец убедился, что это он. Наняв розвальни и взвалив его на себя, перенес в сани, и мы поехали в Иркутск. Приехав в управление воинского начальника, я решительно потребовал поместить его в госпиталь.