Белая фабрика

Коппе. Вот. Раздеться как будто для дезинфекции. Они и сами будут рады, в гетто, говорят, от вшей спасения нет. Вы там были, в этом замке? Что это за помещения?

Ланге. Сыро, темно. Холодно. Подвал как он есть, герр группенфюрер.

Коппе. Там должно быть тепло. Распорядитесь, чтобы там обязательно топили.

Ланге. Топили? Но ведь это довольно затратно. Имеет ли смысл?

Коппе. У нас нет проблемы нехватки дров, Ланге. У нас есть проблема пропускной способности лагеря. Они рассуждать будут именно как вы – если это последний этап, к чему топить? Они всегда должны надеяться на лучшее и никогда не должны видеть дальше своего носа. На каждом из этапов. Наша задача просто не мешать им верить в то, во что они хотят верить и сами. Так весь процесс пойдет куда быстрей.

Ланге. Я понимаю. В таком случае… возможно… имело бы смысл замаскировать айнзатцвагены? Чтобы они не вызывали подозрений?

Коппе. Возможно. Попрошу технический отдел оформить их как… ну, допустим как грузовики какой-нибудь мебельной фирмы.

Ланге. С вашего позволения… Может показаться смешным, что мы, офицеры отборных частей, решаем тут задачи не боевые, а производственные. Но ведь именно здесь, несмотря на всю кажущуюся неприглядность нашего фронта, куется победа Рейха в важнейшем, поистине судьбоносном вопросе! И ведь от нас требуется не меньшее присутствие духа, несгибаемости, чем от тех, кто сейчас несет службу в боевых частях, как вы считаете, герр группенфюрер?

Коппе. Господи, да оставьте уже вы свою патетику, Ланге. Мы просто делаем то, что должны делать, и стараемся делать это так хорошо, насколько это возможно.

7

Квартира Кауфманов в Лодзи. Все дома – Ривка, дети, Старый Йехезкель. Молчат. За окном продолжает полыхать Большая синагога, зарево видно сквозь задернутые занавески.

Старый Йехезкель. Вот тебе твои немчики-то, а? Мама у него австрийка, вишь.

Ривка. Я не хочу тут больше оставаться. Давай уедем?

Йосеф. Уедем! Да у нас и паспортов нету. Кто же думал, что это все так покатится…

Старый Йехезкель. Да бросьте вы! Что, это первая сожженная синагога?

Йосеф. Во Францию мы точно не попадем. Не пустят.

Ривка. Да куда угодно. Хоть в Америку.

Йосеф. Есть дорога в Палестину. Организация эта… «Мосад ле-Алия Бет». Вывозит наших из Гданьска. А потом оттуда уже… в Америку.

Ривка встает, достает из-под кровати чемодан, раскрывает его: тот набит детскими игрушками.

Ривка. Тут какой-то хлам. Все чемоданы забиты каким-то хламом.

Вольф. Это не хлам! Там наши игрушки старые! Они все очень ценные!

Йосеф. У пана Едрашевского был чиновник прикормленный… Если замириться с ним, может, получится через него поскорей выправить…

Старый Йехезкель. Да, выправьте мне паспорт, я им подотрусь! Слышал, Герман? Твой отец собрался во Францию!

Герман. А мне можно с тобой, пап?

Йосеф. Не вижу тут ничего смешного! Они весь Юденрат расстреляли!

Старый Йехезкель. Жидковат ты оказался. Ничего! В ту войну такое было, что громили нас, Мазепа когда восставал – тоже громили, каждый раз такое, и каждый раз Господь сберегал. Сейчас навоюется твоя немчура и забудет о нас. Верить просто надо тверже.

Йосеф (раздраженно). Сидеть тут на жопе и ждать чудес?

Ривка. Йосеф! Не при детях!

Старый Йехезкель. Послушай, дочка. Не подумай, что я вас тут хочу удержать. Пакуй чемоданы, езжайте с богом!

Ривка. Что ты такое говоришь? Мы никуда не поедем без тебя!

Старый Йехезкель. Я до ветру сходить без помощи не могу, а ты меня в Палестину! Ты мое мнение знаешь, Ривка. Я в этом гетто всю жизнь прожил. На Веселой улице родился, на Веселой и в землю лягу. Не переживай за меня, люди не дадут пропасть. Пришлешь мне карточку со Святой земли!

Ривка. Папа! Прекрати!

Йосеф. Ты слышишь? Он уже в землю собрался! Простите, папаша, я вам моих детей загубить не позволю. Мальчики… подумайте пока, что возьмете с собой. Каждый может взять по одной игрушке.

Вольф. Я возьму паровозик. Нет, всю железную дорогу. Это же считается как одна игрушка.

Герман. А я возьму кавалериста на коне. (Пауза.) Нет, мишку. (Пауза.) Пап, ну почему можно брать только по одной, это нечестно!

Старый Йехезкель. Если б я с вами ехал, мне пришлось бы выбирать между судном и костылями. Ой нет, костылей-то уже два! Хорошо, что я остаюсь. Идите ко мне, детки, давайте прощаться.

Вольф. А мы надолго уезжаем?

Старый Йехезкель. Навсегда. Так что прощаться надо будет как следует.

Герман, который ворошил разбросанные игрушки, бросает их.