Белая горячка

Я поднялся, по-прежнему погруженный в свои невеселые размышления. Если я осмелюсь открыть рот, я тем самым признаюсь, что убил Сен-Тьерри. Из этого круга мне не выбраться. Двери я оставил открытыми. К чему предосторожности? Павильон теперь не играет никакой роли. Разумеется, если я приду с повинной, начнется расследование. Но Симона это серьезно не коснется, поскольку убил-то не он. Мне остается только молчать. И пьянствовать, чтобы все забыть.

Подавленный, я тронулся в обратный путь к Клермону. Какая чудовищная несправедливость! А что, если заговорить с Симоном?.. Если сказать: "Сен-Тьерри убил я, но ты еще худший мерзавец. Даю тебе двадцать четыре часа, чтобы ты убрался на все четыре стороны"?

Ну вот, снова пошли безумные идеи, идиотские планы!.. Правда, не такие уж и идиотские. Я вполне в состоянии заставить Симона раскрыть карты, выжать из него, чего же он в конце концов хочет. Ну и что? Он предложит мне денег, как обыкновенному шантажисту. Ни один из пас не сможет выдать другого, но он сохранит надо мной преимущество, имея возможность в любой момент рассказать все Марселине, открыть ей глаза на меня... Я задыхался от унижения и омерзения. Я жаждал поделиться совершенным мной преступлением с кем угодно, просто потому, что оно слишком хорошо удалось, потому, что оборвалась последняя ниточка, связывавшая его со мной; в общем, потому, что оно стало совершенно невероятным... Настоящие бредни алкоголика: крысы, загадочно исчезающий труп... Катя по пустынной дороге, я один оплакивал его. То, что сейчас подстроил мне Симон, было для меня несравненно хуже всего прочего. Лучше бы меня оскорбили, отхлестали по щекам. О, с каким бы удовольствием я его задушил!

Я поставил машину во втором ряду – видимо, нарочно, чтобы натравить на себя полицию – и поднялся к себе. Коньяка в бутылке оставалось на самом донышке. Я выпил его залпом. Так дело оставлять нельзя. Если я дам Симону уехать, все будет кончено. Больше я его не увижу. Надо ловить момент, пока он тут, под рукой. Сказать ему: "Я видел тебя позавчера вечером в парке... Мне там надо было еще раз кое-что промерить (или еще что-нибудь, или вообще ничего, мне-то оправдываться незачем). Ты тащил что-то тяжелое... И по дороге обронил кое-какие штуки – я их подобрал..." Показать ему портсигар, зажигалку. Конечно, он попытается все отрицать. Будет обвинять меня. Но доказательств-то у него никаких. Я буду выступать в роли свидетеля. Положение изменится в мою пользу. Тогда я буду вправе требовать. "Если не хочешь, чтобы я все рассказал Марселине, выкладывай, что задумал... и поживей!" От денег я откажусь. И даже на правду мне в конечном счете наплевать. Он дрогнет и откроет карты. У меня было такое чувство, что после этого я наконец обрету покой.

Оглушив себя снотворным, я провалился в забытье. Когда я проснулся, меня ожидал мой гнев: отдохнувший, ярко-красный, пылающий. Я позвонил в замок.

– Это вы, Фирмэн?.. Говорит Шармон... Могу я попросить к телефону мсье Лефёра?

– Сожалею, мсье, но он уехал.

– Уже?

– Он выехал вчера, ночным поездом. Он очень торопился вернуться к мсье.

– А мадам де Сен-Тьерри?

– Ей немного нездоровится, мсье. Я получил указание не беспокоить ее. Передать ей что-нибудь, мсье?

– Нет, благодарю.

Я в ярости швырнул трубку на рычаг. Я все больше распалялся. Выходит, мне суждено вечно опаздывать в погоне за правдой, в попытках перехватить инициативу. Он ускользнул. Пока я шарил в подвале, он был уже на пути в Милан. А теперь, когда я топчусь на месте, он довершает ограбление своего патрона, разорение своей сестры. И что потом?..

Ведь он способен на все. Для человека, у которого хватило духу в ту ночь очистить подвал, не существует никаких преград. Покончив с Сен-Тьерри, он, по всей видимости, примется за сестру, чтобы завладеть ее состоянием. Нет никаких сомнений, Симон – авантюрист с размахом, такой не отступит ни перед чем и ни перед кем. Разве что, может быть, передо мной!.. Я вынул из кармана зажигалку и бумажник. В углу его были переплетенные буквы "Э" и "С". Такой же вензель красовался и на портсигаре. Все равно что удостоверение личности. Я положил все это назад в ящик, запер его на ключ и взял с нижней полки шкафа атлас и путеводители. Самый короткий путь в Милан пролегает через Лион, Шамбери и перевал Мон-Сени. Дальше я попаду на Туринскую автостраду. Дорога небезопасная, но горы меня не пугают. Движение через все перевалы открыто, и уже довольно давно. Усевшись за стол, я принялся высчитывать расстояние, но вскоре отшвырнул карандаш в сторону. Еще один способ предаваться фантазиям вместо конкретных действий. Мне нужно в Милан? Хорошо. Тогда выезжать надо немедленно... или, по крайней мере, как можно раньше. Так. А что я буду делать в Милане? Во Франции я мог бы пригрозить Симону полицией, а в Италии?.. Все оказывается не таким простым. Я потянулся за бутылкой, но она была пуста. Сегодня во всем не везет. И все же надо двигаться. Я испытывал непреодолимую потребность действовать.