Белая кошка

Амулеты появились тогда же, когда и мастера. Чтобы сделать такой, надо проклясть камень – камни впитывают магию целиком, даже отдачу. Про2клятый камень отведет заклятие того же типа. К примеру, мастерица удачи может заколдовать кусок нефрита и носить его при себе, если кто-то захочет забрать у нее удачу – нефрит расколется, а ей ничего не будет. Каждый амулет срабатывает только один раз и только для одного типа проклятий. Но все равно это защита. Золото, серебро, дерево или кожа не годятся – только камни. Кому что нравится – амулеты делают из всего, хоть из гальки или гранита. Если у меня в руках не подделка, то вся сила в голубом самоцвете. Интересно, он правда мамин или она стащила чью-то семейную реликвию? Забыть про амулет памяти – смешно. Сую его в карман.

И снова за уборку. Вот машинка для изготовления значков, какие-то пакеты, ржавый меч, три непонятно чьи сломанные куклы, опрокинутый стул (в детстве я его боялся, потому что за день до того, как Филип и Баррон его притащили, видел точно такой же по телевизору), хоккейная клюшка, куча медалей.

Уже почти двенадцать. Я наконец-то закончил уборку, руки и штаны почернели от грязи. Выкидываю пачки газет, каталогов, сто лет как просроченные счета, полиэтиленовые пакеты с вешалками и клюшку. Меч ставлю к стенке.

У крыльца скопилось порядочное количество мешков с мусором. Скоро придется на свалку ехать. Перевожу взгляд на чистенькие и аккуратные дома по соседству – подстриженные лужайки, свежевыкрашенные двери, – а потом обратно на нашу берлогу: на окнах кривые ставни, одно стекло разбито, краска облупилась, кедровые доски посерели. Дом гниет изнутри.

Оттаскиваю с дорожки проклятущий стул. Спустившийся с крыльца дед покачивает у меня перед носом ключами от машины.

– Жду к ужину.

Сжимаю их так, что металл врезается в ладонь. Бог с ним, со стулом. Твердой походкой направляюсь к машине, как будто у меня и правда прием назначен и опаздывать не дело.

Глава шестая

Доктор Черчилль принимает в Принстоне, на Вандевентер-авеню. Так, во всяком случае, написано в интернете. Припарковавшись около соседнего ресторанчика, я внимательно осматриваю себя в зеркале заднего вида, пальцами приглаживаю волосы. Похож на хорошего, правильного мальчика? Руки до сих пор грязные от черной жирной пыли, хотя я их три раза помыл, когда заезжал в магазин выпить кофе. Так и хочется их вытереть о джинсы.

Вхожу в приемную и подхожу к стойке. Регистраторша отвечает на телефонный звонок. Ее кудряшки выкрашены в рыжий, очки болтаются на нитке с бусинами. Сама, интересно, нанизывала? Рукоделие почему-то ассоциируется у меня с дружелюбием. На вид ей лет пятьдесят: чуть пробивается седина, лицо в морщинках.

– Здравствуйте, у меня назначено на два.

Женщина не улыбается, смотрит серьезно и что-то выстукивает у себя на клавиатуре. Я-то знаю, ничего она на экране не увидит. Мне того и надо. Все идет по плану.

– Как вас зовут?

– Кассель Шарп.

Как можно больше правды – а вдруг попросят удостоверение. Она стучит по клавишам, пытаясь понять, кто же из нас ошибся, а я изучаю обстановку. На двери в кабинет табличка – «Эрик Черчилль, д. м. н.». А эта дамочка в сиреневой униформе – наверное, медсестра. На шкафу темно-зеленые конверты с историями болезни. Впереди на стойке скотчем приклеено объявление о часах работы. Бланк фирменный. Я тянусь к нему.

– Не могу вас найти, мистер Шарп.

– Правда?

Рука замирает на полпути. Если сейчас стащу объявление, она заметит.

– Точно?

Надо прикинуться расстроенным. Пускай пожалеет бедного мальчика и еще поищет, а лучше пойдет и спросит кого-нибудь.

Не очень-то она купилась на мое липовое отчаяние. Похоже, даже разозлилась. Никакого сочувствия.

– Кто вас записывал на прием?

– Мама. Может, она свою фамилию продиктовала?

Медсестра достает зеленую папку и кладет на стойку, совсем близко от меня.

– Никакого Шарпа не вижу. Может, ваша мама перепутала? – Взгляд у нее непреклонный.

Глубоко вздыхаю и концентрируюсь. Здесь важно не выдать себя. Лгуны часто дотрагиваются до лица, путаются в словах, выглядят напряженными. Предательские мелочи выдают ложь – учащенное дыхание, сбивчивая речь, покрасневшее лицо.

– Ее фамилия Сингер. Проверьте, пожалуйста.

Регистраторша поворачивается к монитору, а я стягиваю со стойки одну из папок и прячу ее под курткой.

– Нет, никакого Сингера, – теперь она уже точно злится. – Не хотите позвонить матери?

– Да, пожалуй.

С сокрушенным видом отворачиваюсь и одновременно сдергиваю со стойки объявление. Заметила она или нет – сказать не берусь. Заставляя себя не оглядываться, я уверенным шагом иду к выходу, одной рукой придерживая под курткой папку, а другой пряча объявление. Все шито-крыто.

Позади меня скрипит дверь кабинета, и я слышу расстроенный женский голос (пациентка, может быть, даже та, чью историю болезни я стащил):

– Не понимаю. Если меня прокляли, почему не сработал амулет? Посмотрите, тут же изумруды; вы что, хотите сказать, это подделка? Но он же не из дешевой лавчонки…

Ровным шагом иду к выходу.

– Мистер Шарп, – спокойный мужской голос.