Я почти дошел до входной двери, осталась пара шагов. Останавливаюсь. План не сработает, если меня запомнят, а пациента, за которым пришлось гоняться, запомнят наверняка.
– Да?
Доктор Черчилль – загорелый и худой, светлые кудрявые волосы коротко подстрижены. Рассеянным движением он сдвигает очки с толстыми линзами на кончик носа.
– Не знаю, кто напутал с вашей фамилией, но у меня как раз есть немного времени, проходите.
– Что? Но вы же сказали…
Удерживая папку, поворачиваюсь к регистраторше. Та хмурится.
– Вам нужен врач или нет?
Ничего не остается, кроме как идти в кабинет.
Посреди комнаты стоит кушетка для осмотра. Вручив анкету, куда надо вписать адрес и информацию по страховке, медсестра уходит, оставив меня в одиночестве. Я пялюсь на график с разными стадиями сна и соответствующими им видами мозговых волн, потом чуть надрываю подкладку у куртки, прячу туда папку и сажусь вписывать личные данные. Пишу почти полную правду.
На столе лежит несколько брошюр: «Четыре типа бессонницы», «Симптомы ГГ-нападения», «Остановка дыхания во сне – насколько это опасно», «Все о нарколепсии». Беру ту, что про ГГ. «ГГ-нападение» – это юридический термин. То, что мамочка провернула с тем миллионером. Нападение. Симптомы перечислены в столбик, а внизу предупреждение: дифференциальная диагностика (что это такое, интересно знать?) допускает широкое толкование некоторых признаков: головокружение, слуховые галлюцинации, зрительные галлюцинации, головная боль, переутомление, постоянное беспокойство.
Мне вспоминается Мора с ее музыкой. Какую, интересно, форму принимают галлюцинации?
В кармане звякнул телефон. Достаю его на автомате, голова все еще занята брошюрой. Ничего нового: например, я давно в курсе, что частые головные боли у меня из-за мамы. Обычно родители ставят ребенка в угол, а она всегда применяла магию эмоций. Но все же странно читать о таком в медицинском проспекте.
Смотрю на экран мобильного, и брошюра выпадает из рук. «Кассель, давай немедленно сюда: у нас большая неприятность!» Первая, наверное, за всю мою жизнь эсэмэска, где знаки препинания расставлены. Это от Сэма.
Перезваниваю, но попадаю в голосовую почту. Наверное, он еще на уроке. Сколько времени? Точно, до школьного обеда полчаса. Второпях печатаю: «Что ты натворил?» Не самый тактичный вопрос, но вдруг там действительно катастрофа? Может, Сэм попался с блокнотом и сдал меня с потрохами. Неужели я теперь так и буду слоняться по семейной свалке, пока дед не подыщет мне какую-нибудь работенку?
Телефон снова гудит. «Выплата».
Уф, слава богу. Кто-то удачно поставил, а у моего соседа, конечно, наличных нет. Набираю ответ: «Скоро приеду», и тут входит доктор.
Черчилль, не глядя на меня, изучает анкету.
– Долорес говорила о какой-то ошибке?
Долорес? Видимо, так зовут суровую регистраторшу.
– Мама сказала, что записала меня на сегодня.
Вру без запинки, даже тон получается немного обиженный. Всегда так – если повторяешь одну и ту же ложь несколько раз, в какой-то момент сам начинаешь в нее верить.
Врач поднимает глаза. Такое впечатление, что он видит меня насквозь. За пазухой под подкладкой ворованная папка, ему достаточно руку протянуть – и он меня поймал. Надеюсь, осмотр будет без стетоскопа, ведь сердце стучит как бешеное.
– А почему она записала вас к специалисту по сну? На что жалуетесь?
Я молчу. Может, рассказать, как проснулся на крыше? Как ходил во сне? Про странные кошмары? Но тогда он наверняка меня запомнит. Ни один нормальный врач не даст нужную мне справку, а Черчилль явно в здравом уме. Рисковать нельзя, пускай я вовсе ничего не получу.
– Давайте угадаю.
Это на секунду выбивает меня из колеи. Как, интересно, можно угадать, зачем пациент пришел?
– Хотите пройти тест?
Какой еще тест?
– Ну да, хочу.
– А запись на прием наверняка отменил ваш отец?
Он загнал меня в угол, остается только импровизировать.
– Да, наверное.
Черчилль кивает, будто все сходится лучше некуда. Потом лезет в ящик стола и вытаскивает пучок электродов. Затянутой в перчатку рукой он крепит их мне на голову. Они липкие.
– Измерим ваши гамма-волны.
– Гамма-волны?
Я же не сплю, зачем их измерять?
Он включает какой-то прибор. Тонкие иголки принимаются скользить по полоске бумаги, замысловатая кривая отображается и на мониторе компьютера.
– А больно не будет?
– Это совершенно безболезненно и очень быстро. Почему вы решили, что у вас гиперинтенсивные гамма-волны?
Черчилль уставился на кривую.
Гиперинтенсивные гамма-волны. Тот самый длинный медицинский термин. ГГ. Гигишники.
– Ч-что? – от волнения я заикаюсь.
Во взгляде доктора проскальзывает удивление.
– Я думал…
Та женщина в приемной жаловалась на проклятие, говорила так, будто знала точно, будто видела результаты теста. Но меня спрашивают не про проклятие. Он спрашивает, не мастер ли я сам.