Белая кошка

Не совсем уверен, что правда хочу, но Даника и Сэм ведь поддержали меня в самый трудный момент. Может, когда дружишь, не надо высчитывать, кто кому должен; может, дружба – это совсем другое? Пожалуй, попробую.

Одри жует яблоко, сидя на ступеньках факультета изобразительных искусств.

– Куда собрались? – она улыбается мне, совсем как раньше.

Набираю в легкие побольше воздуха:

– На встречу клуба «Сглаз». Будем обсуждать права мастеров.

– Да ты что? – Одри вопросительно смотрит на Данику.

– А что? – я пожимаю плечами. – У меня новые интересы.

– А мне с вами можно? – она не встает; видимо, уверена, что я скажу «нет».

– Конечно, пойдем, – радуется Даника, пока я перевариваю услышанное. Одри правда хочет пойти? – Клуб открыт для всех, так мы научимся лучше друг друга понимать.

– И кофе бесплатный, – встревает Сэм.

Одри выбрасывает огрызок в кусты.

– Тогда я с вами.

Встреча проходит в кабинете музыки, в роли консультанта – миссис Рамирес. В одном углу класса стоит фортепиано, в другом – барабаны; книжные шкафы завалены нотными сборниками, на нижней полке пристроились литавры и тарелки, а рядом с огромным до пола окном пыхтит кофеварка.

Миссис Рамирес сидит около фортепиано на крутящемся табурете, вокруг расположились ученики. Мы приносим еще четыре стула, все вежливо двигаются, освобождая место. Какая-то девчонка стоя обращается к собравшимся:

– Очень трудно остановить дискриминацию, если речь идет о чем-то противозаконном. Все же думают, что мастера преступники. Ну, в смысле, само слово «мастер» это подразумевает. Так что если мы поработали над кем-то хотя бы раз, то сразу автоматически считаемся преступниками. И получается, преступники все, ведь как узнать о своих способностях, если ни разу не колдовал?

Девятиклассница, имени ее я не знаю, она говорит тихим, лишенным выражения голосом, ни на кого не смотрит. Откуда у нее столько смелости?

– А многие мастера ничего плохого не делают. Они, например, приходят на свадьбы или в больницы и дарят другим удачу. Некоторые работают в приютах, помогают бездомным – вселяют надежду и уверенность. А это выражение «наслать проклятие»? Как будто мы всегда приносим только зло. Ну, в смысле, зачем вообще приносить зло? Тогда и отдача ужасная. Например, если мастер не отнимает удачу, а наоборот, то сам становится удачливым, из-за отдачи. Так что плохим быть совсем не обязательно.

Она замолкает и смотрит на слушателей. На меня.

– Магия. Это просто магия.

Вечером возвращаюсь домой и застаю на кухне деда. Хорошо мы все-таки прибрались: нигде ничего не валяется, духовка почти чистая. Старик заваривает чай, перед ним на столе непочатая бутылка бурбона.

– Звонила твоя мать. Она на свободе.

– На свободе? – повторяю я ошеломленно. – Вышла? Она здесь?

– Нет, но к тебе гости. – Он вытирает раковину. – В твоей комнате ждет младшая Захарова.

Поднимаю глаза, словно надеясь волшебным образом разглядеть ее сквозь потолок. Какая потрясающая неожиданность. Интересно, Лиле понравился наш дом? Черт, забыл, она же бывала здесь раньше, и не один раз. Потом до меня окончательно доходит весь смысл дедушкиных слов.

– Почему ты ее назвал не Лила, а Захарова? А где мама? Куда уже успела ускакать? Я думал, после тюрьмы она немного сбавит обороты.

– Шандра остановилась в гостинице. Говорит, не хочет показываться нам в таком виде. Я по телефону слышал, как она, лежа в горячей ванне, заказывала в номер шампанское и картошку фри.

– Да ну?

– Ты же знаешь свою маму, – смех у деда какой-то неискренний.

Протискиваюсь мимо коробок с барахлом, торопливо иду через столовую, поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Почему он такой кислый? Потом разберусь, сейчас самое важное – увидеть Лилу.

– Кассель! – кричит старик, и я свешиваюсь через перила. – Приведи ее сюда. Лилу. Мне надо вам обоим кое-что сказать.

– Ладно, – соглашаюсь скорее машинально: никакого желания выслушивать что бы то ни было у меня нет.

Вперед по коридору, вот и моя комната. На кровати сидит Лила и читает потрепанный сборник рассказов о привидениях, я его стащил из библиотеки. Она поворачивается ко мне и с лукавой улыбкой протягивает руку.

– Я так по тебе скучала.

– Да?

Не могу оторвать от нее глаз: луч солнца, пробившийся сквозь грязные стекла, золотом подсвечивает длинные ресницы, слегка приоткрытые губы. Точь-в-точь Лила из детства, с которой мы вместе лазили по деревьям, которая проткнула мне ухо и слизнула с него кровь, – и в то же время совершенно другая Лила: чуть впалые щеки, глаза лихорадочно блестят. Столько раз я мечтал о ней в этой самой комнате! А теперь она сидит на моей кровати – привидение, ожившая фантазия, такая ненастоящая, что мне совсем не страшно подойти ближе, хотя сердце бешено колотится в груди.

– Ты скучал по мне? – Лила по-кошачьи потягивается, а потом отбрасывает в сторону книгу.

– Ужасно, – я ничего не могу с собой поделать, правда сама рвется наружу.

Мне хочется снять перчатки, погладить ее по бледной щеке, пересчитать все прозрачные золотистые веснушки, но Лила все еще кажется ненастоящей, и я боюсь прикоснуться к ней.