Белая кошка

Следующие две недели я не разгибаясь корплю над пропущенными уроками. Даника с Сэмом помогают: мы до упора сидим в библиотеке, а после они отправляются в общежитие, а я домой. Я столько времени торчу в школе, что дед помог мне раздобыть собственную машину: один его друг за два куска продал мне «Мерседес-Турбо» 1980 года. Ездит он так себе, но Сэм обещал перевести его на растительное топливо. Сосед занял со своим катафалком первое место в штате на какой-то научной выставке. Говорит, перепаяем мою тачку и займем первое место в стране. А пока я каждый раз молюсь, чтобы не заглох мотор.

Во вторник после уроков обнаруживаю на школьной парковке Баррона. Брат прислонился к моей машине и крутит на пальце ключи. Мотоцикл припаркован неподалеку.

– Чего тебе?

– Пицца.

Я смотрю на него, как на умалишенного.

– Сегодня же вторник, – в свою очередь удивляется брат.

Вот так всегда и бывает: второпях подделываешь целый год чужой жизни и невольно даешь волю собственным фантазиям. Я хотел вписать только необходимую информацию, но пустые места тоже надо было чем-то заполнить. Например, дружбой, о которой я раньше мечтал. Теперь Баррон приехал сюда, и я не знаю, куда деваться. Он ведь верит, что мы каждый вторник вместе едим пиццу и болтаем обо всем на свете.

– Ладно, я поведу.

Заказываем пиццу с сыром, ветчиной и пепперони. Ресторанчик маленький, пластиковые столики отделены друг от друга перегородками, и над каждым висит небольшой музыкальный автомат. Обильно посыпаю свой кусок перцем.

– Я возвращаюсь в Принстон, надо все-таки доучиться, – брат грызет кусочек чесночного хлеба. – Мама-то наконец выходит. Хотя думаю, ей скоро опять понадобится адвокат.

Получится ли у него вернуться? Заполнить юриспруденцией многочисленные дырки в голове? Он вполне сможет нормально учиться, если снова не начнет колдовать. Вот именно – если.

– А когда именно ее выпустят?

– Вроде в пятницу. Но дату уже дважды меняли, так что наверняка сказать не берусь. Нужно, пожалуй, торт купить на всякий случай. Если что, сами его и съедим.

Странная штука – память. Баррон ведет себя как ни в чем не бывало, словно мы с ним друзья. Он ведь не помнит, как ненавидел меня. А может, помнит неприязнь, но уговаривает себя, что все равно любит младшего братика. Но я-то так не могу: я ничего не забыл и еле сдерживаюсь, чтобы не придушить его прямо тут.

– Как думаешь, что она будет делать после освобождения?

– Тут же начнет во все вмешиваться, – смеется Баррон. – А ты как хотел? Примется кроить все по-своему. Остается только молиться, чтобы это «по-своему» не очень расходилось с нашими планами.

Допиваю лимонад через соломинку и вытираю жир с перчаток. Превратить Баррона в кусок пиццы и скормить вон тем детишкам?

Но все-таки приятно иметь брата, с которым можно поболтать обо всем на свете.

Держи друзей близко к себе, а врагов – еще ближе. Захаров так говорит. Он распорядился, чтобы Филип по-прежнему работал на семью, ведь так за ним легче приглядывать. Из криминальных кланов обычно не уходят на пенсию, живыми, во всяком случае; так что чему тут удивляться. Я спрашивал про Филипа у дедушки, но тот только хмыкает в ответ.

В среду звонит Лила. Номер незнакомый.

– Алло.

– Сам ты «алло», – голос у нее счастливый. – Хочешь встретиться?

– Да. – Сердце бьется как сумасшедшее, непослушными от волнения руками я перевешиваю сумку на другое плечо.

– Тогда увидимся в городе. Выпьем горячего шоколада, а потом, так уж и быть, обыграешь меня в какую-нибудь видеоигру. Все-таки четыре года не практиковалась, надо тряхнуть стариной.

– Так отделаю – над тобой собственный аватар потешаться будет.

– Сопляк. До субботы.

Она вешает трубку, а я до конца дня улыбаюсь во весь рот.

В пятницу в обеденный перерыв выхожу на улицу. Погода хорошая, и многие ученики решили перекусить прямо на лужайке. Сэм и Даника сидят на траве в компании Йохана Шварца, Джилл Пирсон-Уайт и Чайавата Тервейла. Даника машет мне рукой. Машу в ответ и отхожу подальше, к зарослям кустарника. У меня остался один неразрешенный вопрос. Достав мобильник, набираю номер. Вряд ли кто-нибудь ответит.

– Клиника доктора Черчилля.

– Мора, это Кассель.

– Кассель! Я все гадала, когда ты позвонишь. Знаешь, я счастливее всех на свете: еду по дороге, музыка играет на полную, в волосах ветер, а рядом в креслице лепечет сынишка.

– И куда направляешься? – улыбаюсь в трубку.

– Пока не знаю. Как доберемся, сразу пойму.

– Рад за тебя. Потому и звоню – сказать, как я за тебя рад.

– А знаешь, чего мне все-таки не хватает?

Качаю головой, но вовремя спохватываюсь: она же меня не видит.

– Не знаю.

– Музыки, – голос у Моры становится тихим и нежным. – Музыка была такая чудесная, вот бы услышать ее опять. Но Филип забрал ее с собой.

Меня передергивает. Я вешаю трубку. Ко мне подходит Даника.

– Пошли, иначе опоздаем.

Вид у меня, наверное, тот еще, потому что после секундной паузы она говорит:

– Если не хочешь, можешь не идти.

– Да нет, хочу.