Рэн пожал плечами и послал коня вдоль городской стены.
Погода стояла солнечная. Укутанные снегом холмы и поля искрились и переливались всеми цветами радуги. Лес, закрывающий горизонт, впивался в небо верхушками сосен. Вырвавшись из тесноты города, дети катались на санках, играли в снежки, строили снежные крепости. Лишь в праздники к ним возвращалось детство, в будни они трудились наравне со взрослыми, а в свободное от работы время учились читать и писать — согласно указу короля об искоренении безграмотности. При гимназиях для состоятельных людей открылись за счёт казны младшие классы для бедноты.
Обогнув угловую башню, Киаран увидел серо-голубое строение без крыши. Оно стояло посреди берёзовой рощи.
— Неужели вы покажете мне свою мечту?
— Лишь очертания мечты, — ответил Рэн и послал иноходца через поле по проторенной в снегу тропинке.
Гвардейцы и Выродки выстроились по двое. Кони пошли шагом, косясь на торчащие из покатых сугробов ветви кустарников с почерневшими плодами.
Киаран украдкой поглядывал на безупречный профиль короля. Что-то в выражении его лица выдавало затаённую тревогу — изгиб губ или излом бровей. Неужели с беременностью королевы возникли осложнения? О том, что она носит ребёнка, ещё не объявляли, но об этом нетрудно догадаться. В замке появились клирики и мать Болха, а Янара перестала приходить на ужины, где собирались залётные важные гости, свита и верхушка воинства и духовенства.
— Что вас беспокоит, ваше величество?
— Защитники веры.
Киаран ненавидел, когда его пытались обмануть, но и в чужую душу не хотел лезть.
— Вы выбрали правильную манеру поведения, ваше величество. Пока Святейший отец считает вас другом, защитники веры нам не страшны.
— Что вы ищете в лабиринте?
Вопрос застал врасплох. Хранитель подземелья — прохиндей! Доложил-таки королю!
— Отнеситесь к этому как к моему развлечению, — произнёс Киаран, силясь придать голосу непринуждённое звучание.
— Вы заставляете меня думать, кем вас заменить, когда вы бесследно сгинете.
— Если бы Хранитель подземелья не был таким несговорчивым, я бы взял с собой Сынов Стаи и закрыл этот вопрос. Но нет! Он никого в лабиринт не пускает. Кроме меня, разумеется. Считает себя таким же важным, как Хранители грамот и печати. Говорит, к ним же не идут посторонние, чтобы потрогать печать или полистать грамоты. Вот и в подземелье посторонним вход заказан.
Кони ступили в рощу и двинулись между белыми стволами.
— Так что вы там ищете? — вновь спросил Рэн, уклоняясь от заиндевелых ветвей.
— Честно?.. Не знаю.
Киаран прищурился. Глаза слепило от белизны. Даже небо и солнце казались белыми. Красивое место выбрал король для храма своей загадочной души. Весной и летом здесь зелено, осенью природа плещется в золоте, зимой хранит целомудрие.
— Не дышите, — сказал Рэн и приложил руку к носу.
Последовав его примеру, Киаран увидел яму, наполовину закрытую досками. В ней созревал известковый раствор. Туда сбрасывали туши животных, известь их разъедала и становилась клейкой. Потом добавляли яйца, глину и этой смесью намертво склеивали камни.
Объехав горы известняка, гранита и щебня, путники приблизились к строению, имеющему форму прямоугольника. Оконные проёмы, затянутые рогожей, были только на втором этаже. Из здания доносился гулкий дробный стук. Киаран хмыкнул. Кто-то рискует стать еретиком в глазах церкви, работая в праздник.
Выродки сдвинули в сторону закрывающее вход полотно из сбитых тесин. Рэн и Киаран спешились и вошли внутрь. Стук оборвался.
Десятки горящих факелов позволили рассмотреть большой зал, оплетённый строительными лесами. Его делили два продольных ряда колонн, соединённых стрельчатыми арками. Широкий проход вёл к дальней стене, возле которой возвышался серо-синий мраморный камень.
Следуя за Рэном, Киаран запрокинул голову. Это сколь же пошло коровьих шкур на сооружение временной крыши? Обратил взор на людей, согнувшихся в поклоне возле дощатого стола.
С лестницы, приставленной к мраморной глыбе, спустился человек средних лет, опоясанный фартуком. Аккуратная борода с проседью, выразительное лицо. Сжимая в руках долото и молоток, он произнёс с хрипотцой:
— Ваше величество! Милорд! — И низко поклонился.
— Я тебя знаю, — проговорил Киаран. — Ты прислуживал в общем зале за ужином.
Рэн представил человека:
— Это Харас, скульптор.
— Нет-нет! У меня на лица хорошая память, — возразил Киаран. — Если он такой же скульптор, как и слуга, то я вам очень сочувствую, ваше вели… — И умолк на полуслове.
На столе лежали рисунки, выполненные грифельным стержнем. Даже не рисунки, а наброски женских лиц, рук, пальцев, волос… Словно воображаемого человека просили принять ту или иную позу и всякий раз разрезали его на кусочки.
Киаран взял рисунок и, отойдя от мраморного камня на несколько шагов, выдохнул:
— Королева…
Мрамор ещё сохранял очертания бесформенной глыбы, но кое-где уже угадывались фрагменты будущей статуи: нежный овал лица, складки головной накидки, округлое плечо, кисть руки, направленная вниз, будто женщина тянулась к тем, кто стоял возле её ног.