Фрейлина Кеола подождала, когда мать Болха выйдет из опочивальни. Села возле кровати и протянула Янаре письмо. Она дрожащими руками разломала нашлёпку из воска, заменявшую печать, и заскользила взглядом по строчкам. Прочла письмо ещё раз и прижала к груди. В голове билось: милая Таян, добрая, милая Таян…
— Милорд Бертол просил вам кое-что передать, — проговорила Кеола, широко улыбаясь. Придвинулась к Янаре поближе и клюнула носом её в щёку. — Он так целуется.
Янара залилась слезами.
— Я хотела вас порадовать, а вы плачете, — опешила фрейлина.
Натянув одеяло на голову, Янара стиснула зубы, чтобы не разрыдаться в голос. Не она увидела его первую улыбку, не она услышала первое «ма», не ей предназначался первый поцелуй. И первый шаг он сделает без неё. Думать об этом было невыносимо.
Размазав слёзы по лицу, Янара вынырнула из-под одеяла:
— Это от радости.
— Уф… — выдохнула Кеола. — Я испугалась.
— Расскажите о нём, расскажите!
Фрейлина ездила в мэритский замок вместе с сэром Ардием и теперь охотно делилась светлыми и тёплыми впечатлениями. Янара слушала её, ни стоном, ни всхлипом не выдавая свою душевную боль. Она поплачет в купальне, когда рядом будет только Миула. В другое время Янару окружали люди, при которых она не могла проявлять чувства. Днём в гостиной и опочивальне находились служанки, Лейза и мать Болха с послушницами. Это только сейчас Кеоле разрешили поговорить с королевой наедине.
Ночью — рядом, на кушетке — спал Рэн. До недавнего времени он делил постель с Янарой. Потом под ножки кровати подложили деревянные бруски, чтобы ноги королевы были выше головы. Таким образом мать Болха пыталась предотвратить преждевременные роды. Рэну, конечно же, такая поза для сна не подходила, и он перебрался на кушетку. Стоило Янаре пошевелиться, как Рэн тотчас поднимал голову и спрашивал, всё ли в порядке. Откуда он брал силы на ежедневные тренировки, встречи с дворянами и простым людом? Как он после таких ночей-оборвышей вообще мог что-либо делать? Янара жалела его и лежала как мышка, что было непросто: в одном положении, с ногами выше головы, с тоскливыми мыслями.
В купальне королеве прислуживала Миула. Порой, когда на сердце становилось особенно тяжело, Янара утыкалась лицом ей в плечо и тихо плакала, а грубоватая и дерзкая служанка гладила её по спине и нашёптывала ласковые и очень нужные слова.
Эта беременность не походила на предыдущую. Желанная и своевременная, она не приносила той радости, от которой захватывает дух. Янара прижимала руку к животу, но думала о другом ребёнке и любила другого ребёнка. И боялась, что Бертол никогда не поверит её словам любви. Тех, кого любят, не бросают.
— Как жаль, что я не могу увидеться с сэром Ардием, — вымолвила Янара, пряча письмо под подушку.
— Ничего, скоро увидитесь. — Кеола кивком указала на её живот. — Скоро уже?
— Если всё будет хорошо, через два месяца.
— Всё будет хорошо, даже не сомневайтесь. — Фрейлина откинулась на спинку стула. — Как быстро летит время…
Как медленно тянутся дни, думала Янара, вглядываясь в безоблачное, по-весеннему синее небо за окном. Ей иногда позволяли подняться с постели, постоять возле открытого окна и подышать свежим воздухом. Вид закрывала глухая стена соседней постройки. Внизу находился дворик, огороженный вечнозеленой живой изгородью, но он всегда пустовал. За два месяца пребывания в женской башне Янаре начало казаться, что кроме мужа и нескольких женщин, вхожих в её покои, на свете больше никого нет.
— Почитать вам книгу? — поинтересовалась Кеола и потянулась к прикроватному низкому шкафчику.
Янара остановила её жестом:
— Я под впечатлением от вашего рассказа о Бертоле. Не смогу внимательно слушать. Отдыхайте после дороги. Почитаете завтра.
Как только фрейлина вышла из опочивальни, её место заняла мать Болха.
Миула принесла на ужин печёную тыкву. От этой еды Янару уже воротило. Печёные яблоки, груши, репа. Всё постное, без соли и сахара. Даже бульон, похоже, варили из умершей от голода курицы. А варёную рыбу Янара на дух не переносила. Но ела, вспоминая слова супруга о силах, необходимых для родов. Однако диета не способствовала замедлению роста плода, что сильно беспокоило мать Болху.
После заката пришёл Рэн. Скинув куртку и сапоги, прилёг рядом с Янарой и уткнулся носом ей в шею:
— Как себя чувствуешь?
— Хорошо. Как прошёл день?
— Сегодня я издал указ о вырубке леса вокруг деревень и по краю дорог, проходящих через домен. Чтобы в кустах не прятались и на людей не нападали внезапно. А ещё объявил о награде за каждого пойманного разбойника.
Янара повернулась на бок и согнула ноги, иначе таз куда-то смещался и тянуло внизу живота. Запустила пальцы мужу в волосы и принялась перебирать пряди:
— Никак не можешь с ними справиться?
— Не могу, — признался он. — Люди Айвиля распускают слухи об обозе или карете с деньгами, устраивают засаду — и всё без толку. На чужой обоз нападают, на наш не клюют. Будто кто-то доносит им о наших планах. Я уже грешу на Сыновей Стаи. А Киаран гнёт свою линию, мол, его люди не продаются.
— Я ему верю.