Белая Кость

Смутная догадка заставила Лейзу подняться с кресла и подойти к краю помоста.

— О, боже! — воскликнула она. — Рэн! Иди сюда! Рэн!

Он приблизился к матери. Проследив за её взглядом, нахмурился:

— А кто это выступает от дома Айвилей?

— Ты не знаешь, кто это? — Лейза прижала ладони к вискам. — Ты не смотрел турнирные списки?

— А зачем? Меня интересуют только победители. — Лицо Рэна вытянулось. — Гилан…

Всадник в тёмно-коричневых, почти чёрных доспехах и в тунике такого же цвета отличался от остальных рыцарей ростом и телосложением. Под бронёй скрывался юноша! На его щите, окованном бронзой, виднелось изображение золотых стрел. Смыкаясь оперением, они словно лучи исходили из одной точки и образовывали круг.

В начале состязания четыре сотни участников, облачённых в вычурные доспехи и яркие плащи, затмили юного рыцаря своей крикливой помпезностью. Но сейчас, когда осталась только половина воинов, когда они неторопливо перемещались по полю, успокаивая коней после бешеной скачки с места в карьер, сэр Гилан из великого дома Айвилей притягивал взгляды благородной сдержанностью в поведении и внешнем виде.

— Ай да лорд Верховный констебль! — произнёс Рэн восторженным тоном. — Каков смельчак! Вот кто умеет хранить тайны! Поразил. Просто поразил!

— Я не знала, что он возвёл сына в рыцари, — вымолвила Лейза, потирая виски.

— Похоже, никто не знал, — усмехнулся Рэн, наблюдая, как вокруг Киарана собираются городские сановники и титулованные дворяне. Гилана заметили все.

— О ком вы говорите? — спросила Янара.

— О сыне лорда Айвиля. — Рэн вернулся в кресло.

— Я с ним не знакома. Сын взрослый?

— Четырнадцать лет.

Янара вытаращила глаза:

— Сколько?!

— Я тоже стал рыцарем в четырнадцать. Но впервые участвовал в турнире в шестнадцать.

— Лорд Айвиль рисковый человек. И куда смотрела его жена? Я бы не позволила своему сыну в этом возрасте биться с опытными воинами.

— Вот почему мальчики проходят закалку в других домах, — вклинился в разговор Святейший отец. — Обучением мальчика должны заниматься мужчины, только тогда из него вырастает мужчина. Женщинам ничего нельзя доверять. Им даже запрещено входить в подвал, где проводится засолка мяса, чего уж говорить о воспитании. Женщина превращает сына в труса.

Янара наклонилась к Рэну и прошептала:

— Ты же не позволишь ему участвовать в пешем бою? Жестокие игры не для детей.

Святейший протяжно вздохнул:

— Ох уж эти женщины. Богатство и могущество династии могут сохранить и преумножить только сильные и жестокие потомки. Мягкотелые потомки приводят фамильные дома к упадку и превращают наследие предков в пыль. Насколько я пренебрежительно относился к лорду Айвилю, настолько теперь я его уважаю.

Рэн провёл пальцами по щеке Янары:

— Гилан не ребёнок. — Его голос звучал ласково и в то же время твёрдо. — Он уже взрослый. Я не могу опозорить Киарана.

Святейший отец покинул своё место и приблизился к Лейзе:

— Который из них?

Она вытянула руку:

— В тёмно-коричневом.

— Я буду за него молиться.

Рыцари отдали коней эсквайрам и стали готовиться к пешему бою.

Часть 47

* * *

Слуги установили на помосте длинный столик на низких ножках. Принесли кувшины с вином и сидром, вазы с фруктами, тарелки с мясными закусками и ошпаренной кипятком зеленью. Лейза омыла в чаше с водой руки и лицо, смочила шею под головной накидкой и направила взгляд на кружащих в небе стервятников. Янара принялась ощипывать гроздь винограда. Рэн и Святейший отец утоляли голод, потягивали из кубков прохладные напитки и обменивались впечатлениями о конно-копейном поединке.

Над ристалищем стояла какофония звуков. Публику развлекали шуты, жонглёры, циркачи и танцоры. Музыканты дудели в дудки, били в бубны, крутили ручки шарманок и, выпучив глаза, играли на флейтах. Трубадуры терзали струны лютен и беззвучно открывали рты, понимая, что в таком шуме их песни всё равно никто не услышит — зачем рвать глотки? Зрители швыряли в пыль медяки и хохотали, наблюдая, как артисты мутузят друг друга, сражаясь за монеты.

Праздник Двух Семёрок — седьмой день седьмого месяца — изнурял душным зноем, что было на руку владельцам харчевен. В проходах между трибунами и ложами, возле бочек с вином и элем, толкались не жалея ни локтей, ни денег. Опорожнялись здесь же, за трибунами. В прокалённом солнцем воздухе стоял ядрёный запах мочи, навоза и пота.

На помост поднялась фрейлина Кеола — за состязанием она следила из ложи для свиты. Перед турниром Янара предложила ей присоединиться к королевской семье, опасаясь, что дочери малого лорда будет неуютно и одиноко среди напыщенных придворных, но фрейлина отказалась. Она хотела свободно общаться со своими родственниками, приехавшими на празднество.

Выказав почтение присутствующим глубоким реверансом, Кеола наклонилась к Янаре:

— Ваше величество, можно мне уехать на несколько дней?

Она посмотрела на бледно-восковое лицо фрейлины, обрамлённое кружевами чепца:

— Что случилось?

— Мой кузен неудачно упал с коня и сломал обе ноги.

— Он участвовал в сшибке?

— Да, ваше величество. Он вольный рыцарь, зарабатывает на турнирах.