Вернувшись в Фамальский замок, Рэн смыл пот, сменил одежду и прошёл в женскую башню. При виде короля мать Болха и кормилицы покинули детскую. Поставив стул между колыбелями, Рэн сел и осторожно, чтобы не разбудить малюток, положил ладони на одеяльца. Ножки Игдалины были слегка согнуты. Ноги Дирмута — прямые, безжизненные. Дети дышали тихо, и Рэн наклонял голову то к дочери, то к сыну, чтобы услышать их. Повернулся к Дирмуту, сложил руки на боковой раме, обшитой бархатом, и уткнулся в них лбом. Его первенец никогда не проедет по турнирному полю на боевом коне. Его место в инвалидной тележке сбоку от трона. Его судьба — наблюдать, как публика рукоплещет кому-то другому. Что в такие минуты он будет испытывать? Горечь? Досаду? Злость на себя за то, что выжил?
Скрипнула дверная ручка. Раздались мягкие шаги. Янара обняла Рэна сзади и, опустив подбородок ему на плечо, прошептала:
— Я не ждала тебя так рано.
— Без тебя мне там нечего делать.
— Почему не спишь?
— Пришёл пожелать детям спокойной ночи.
— Как сэр Ардий?
— С ним всё будет хорошо. Не переживай. Сейчас решили его не трогать, чтобы не открылось кровотечение. В замок перевезут утром. — Вдыхая волнующий аромат женского тела, Рэн закрыл глаза. — Зря ты отпустила Таян.
— Таян нужна Бертолу. А здесь мать Болха и травницы. Здесь я.
— У девочки дар.
— Но она не волшебница, Рэн. К сожалению, волшебников не существует. — Янара поцеловала его в висок. — Ты устал. Иди спать.
— Мне одиноко в моей постели.
— Мне тоже одиноко. — Янара взяла его за руку. — Идём.
Эта ночь походила на сказку. Сердце подобно пламени рвалось из груди Рэна. Душа пропускала через себя взгляды, прикосновения и стоны любимой женщины, чтобы сохранить в памяти не только образы, но и запахи, и звуки. Чтобы запомнить на всю жизнь переливчатый блеск звёзд на сиреневом небе, мерцание свечей, таинственный свет, излучаемый белоснежной постелью, возбуждающую влагу плоти и сладость губ, дарящих поцелуи.
Когда Янара, утомлённая ласками, уснула, Рэн задул свечи и уставился в окно. Тело и душа наслаждались гармонией, а мысли лихорадочно метались между малюткой Дирмутом, сэром Ардием и юным рыцарем Гиланом.
Часть 49
Эсквайры хотели нести сэра Ардия на носилках, но он потребовал коня и явился в Фамальский замок верхом. Знахарь прибыл вслед за ним на тележке, позаимствованной у крикливого водовоза, который тревожился, что больше не увидит ни тележки, ни облезлого осла. Гвардейцы встретили доблестного воина громогласными криками и ударами мечей о щиты и сопроводили его до башни Доблести, где проживали рыцари.
Без чьей-либо помощи сэр Ардий спешился и с прямой спиной взбежал по лестнице к распахнутым дверям. Сохраняя горделивую осанку, прошествовал по живому коридору, созданному в холле его боевыми товарищами и вассалами лордов, гостивших в замке. Не сбавляя шага поднялся в свои покои, расположенные на третьем этаже, и повалился на кушетку словно срубленный дуб. Черемех снимал с его раны окровавленную повязку, когда пришёл Рэн.
— Чем тут воняет? — спросил он.
— Монастырским спиртом, ваше величество, — ответил сэр Ардий. — Я выпил… Сколько я выпил, Черемех?
— Достаточно, чтобы проспать всю ночь как убитый, — отозвался знахарь и бросил в чашу с водой щепотку ядовито-зелёного порошка.
— Где взяли спирт? — поинтересовался Рэн, открывая окна и впуская в гостиную запах близкой грозы.
— Люди Айвиля принесли несколько бочонков. — Сэр Ардий стёр со лба испарину. — Как раз вовремя. Я был уже согласен, чтобы меня кто-нибудь придушил или ударил по голове.
— Похоже, Выродки ограбили монастырь, — усмехнулся Черемех, промывая рану. — Из бочек черпали все кому не лень.
Рэн с подозрением посмотрел на старика:
— Ты тоже пил?
— Нет, ваше величество. А что, от меня тоже воняет? Наверное, надышался.
— Поэтому ты устроил драку с брадобреем?
— Ну что за народ! Уже доложили! — Черемех сжал тряпицу в кулаке. — Раненый ослаб от большой потери крови, а этот… неуч решил сделать ему кровопускание, чтобы тот взбодрился. Хорошо, что я не спал. Угробили бы человека. Будь моя воля, я бы этим самоучкам руки отрубил.
Смешно было слышать эти слова из уст такого же самоучки, который с трудом прочёл дарованную королём охранную грамоту и только после разъяснений понял, о чём в ней говорится. Грамоту он получил не за умение лечить, а за смелость — опасаясь за свою жизнь, знахари не покидают лесных «берлог», а Черемех откликнулся на приглашение Киарана и явился в город, кишащий церковниками. За неполные четыре месяца пребывания в замке, возле королевы и младенцев, знахарь никак не проявил себя. Но прошлой ночью ему удалось удивить Рэна. Возможно, Черемех не разбирается в женских и детских болезнях, но знает, как ухаживать за ранеными.
— Ты — королевский лекарь и должен вести себя соответственно.
— Главное слово здесь «лекарь», ваше величество, — произнёс Черемех, ощупывая отёчное плечо сэра Ардия. — Королевский или деревенский — не важно.