Белая кость

— Изволю, — вздохнул Бекешев. Вспомнил, что в их усадьбе опять появились свечи. С углем для их электростанции тоже возникли перебои.

Мусса Алиевич был рад встрече с любимым учеником, но не бросился ему в объятия, не заорал по русскому обычаю, не стал всплескивать руками. Сначала все было по-японски сдержанно: взаимные поклоны, уважительные приветствия… Но почти сразу все привнесеное из Японии рухнуло — Мусса Алиевич крепко обнял Дмитрия.

Отодвинул от себя ученика, не убирая рук с его плеч. Рассмотрел, одобрительно покачивая головой. Удивился:

— А где ордена? Почему только колодки?

— Кресты сдал в фонд обороны, Мусса Алиевич. После войны, если уцелею, восстановлю.

— Восстановишь, восстановишь. Хорошо воюешь. Молодец. Пригодилась все же моя наука? Не всё пушки решают?

— Еще как пригодилась! — ответил Дмитрий, вглядываясь в скуластое лицо учителя. Постарел.

— Будем пить мой чай. Ты будешь рассказывать. Я хочу знать все, кроме военных секретов.

По дороге в штаб-квартиру Павла он обратил внимание на истошные крики пацанов, продающих газеты. Остановил извозчика и купил свежий номер. На первой полосе крупный заголовок: «Прорыв Юго-Западного фронта!» В статье давались подробности: фронт прорван в районе Луцк — Черновцы! Брусилов!.. Тысячи, десятки тысяч пленных!..

И Бекешев, понял, что уже не вернется в имение. Он хочет к своим солдатам. Он хочет успеть принять участие в виктории — ведь до сих пор на его долю крупных побед не досталось.

Павел был в шоке.

— У тебя еще пять дней законного отпуска. Куда ты летишь под пули? А как же мать, отец? Ты даже не простился с ними. Что я им скажу?

— Покроешь, как всегда, — улыбнулся Дмитрий. — Тебе не впервой защищать непутевого брата.

Они посмотрели друг другу в глаза. Им не нужны были слова.

Кто-то открыл дверь и вошел с папками.

— Закройте дверь с той стороны! — заорал Павел бешено. — Вы что? Не видите, я с братом говорю! Ты не поверишь, Дима, — он повернулся к брату и заговорил нормальным тоном: — по двенадцать часов я в этой конторе. Незаменим, мать их… Устал. Ну зачем, скажи на милость, зачем наши родители прививали нам ответственность и порядочность?.. Это же не врожденное, Дима. Это воспитание… Я ведь до сих пор помню, как ты хотел все свои драгоценности швырнуть в бездонную яму… Хорошо, тебя Бог остановил.

— Ты был этим Богом, Паша, — улыбнулся Дмитрий.

— Я?!

— Ты просто пожал плечами, и я все понял. Сейчас-то я вижу, насколько ты был прав, — все как в прорву летит.

— Ну что ж, — хмыкнул Павел. Был польщен. — Знаешь, я потому это вспомнил, что вижу, как по ночам здесь гуляют разжиревшие на военных поставках и заказах нувориши, — какой-то пир во время чумы!

— Ты бы поменялся с ними? — усмехнувшись, спросил младший брат.

— Не задавай глупых вопросов, — отмахнулся Павел и вспомнил: — Послушай, ты ведь и Иру не увидишь. Она сейчас за городом. О черт, как жаль… Ира тебя любит, она расстроится. Может, дождешься?

«Хорошо, что не дождусь, — подумал Дмитрий. — Видеть ее рядом, когда она смотрит на тебя с обожанием, это ж казнь. Не будь ты моим братом, я б ее давно отбил».

— И мне жаль, — легко покривил душой Дмитрий. — Но хочу успеть. Надо, Паша. Ты мне поможешь?

— Обижаешь, брат, — Павел полез за бумажником. Раскрыл, вытащил оттуда «катеринки» и протянул деньги брату, не затрудняя себя пересчитыванием.

— Спасибо, — Дмитрий легко взял купюры и положил в карман.

— Я с тобой пойду, — Павел подошел к вешалке, надел шляпу. — Сейчас купим тебе баул и наполним его всем необходимым для фронта, — он хохотнул невесело и добавил: — И для победы.

21