Белая кровь Тавриды

– Нет, не пойдем, – сказал Гадюкин. – Поговорим здесь. Ночь сегодня безлунная, небо в облаках. Кто нас увидит?

– Здесь так здесь, – с прежним равнодушием произнес Крот. – А о чем разговор?

– О СМЕРШе, – сказал Гадюкин. – Который ведет следствие на приисках. Надо определиться, как нам быть дальше.

– Вот оно что! – протянул Крот. – Серьезный разговор!

– Да, – сказал Гадюкин. – Серьезный. Будем решать, как действовать. Ситуация для нас новая и неожиданная, так что… В общем, высказывайтесь каждый по очереди. А там решим…

– Резать их надо! – злобно произнес Жених. – Люди говорят – их всего четыре! Четыре – это мало. Всех зарежем! Скажу моим людям – и они зарежут. И записки напишут, как в прошлый раз!

– А если их не четверо, а намного больше? – возразил Серьга. – Тогда как? Что, твои люди перережут всех до единого?

– Почему больше? – не понял Жених.

– Ну, скажем, есть еще замаскированные, – пояснил Серьга.

– Этих зарежем, другие испугаются! – возразил, в свою очередь, Жених. – И люди тоже испугаются. Все испугаются!

– Крот, что скажешь ты? – спросил Гадюкин.

– Насчет резать – я не согласен, – ответил Крот. – Рискованное это дело. Пускай себе расследуют. Может, они ничего и не накопают. Ведь совсем еще зеленый тот СМЕРШ… Разве мы не видели? Отряд юных следопытов, а не следователи. Так что я не стал бы сеять панику раньше времени. А лучше вместо этого взять да отравить остальные бурты. Отрава-то у нас еще осталась?

– Осталась, – сказал Гадюкин.

– Ну, вот и отравить и на время затаиться. Понаблюдать за происходящим со стороны. А там будет видно.

– Резать, конечно, не надо, – отозвался Хитрый. – Неверное это дело – ножи. У нас ведь есть и другое оружие. Автоматы с гранатами… Взять да и стрельнуть по тем смершевцам посреди ночи, когда они соберутся разом и улягутся спать. Это будет вернее. Стрельбу слышно издалека. Значит, испугается вся округа. Разве не это нам нужно – чтобы все испугались?

– Петля? – коротко произнес Гадюкин.

– Затаиться нам всем нужно, – сказал Петля. – Схорониться… А лучше совсем уйти. Вернуться туда, за море… А что? Свое дело мы сделали: соль отравили, верблюдов тоже, да и людей… А кого и зарезали. Что нам еще тут делать? Надо уходить.

– Значит – уйти? – уточнил Гадюкин.

– Да, – подтвердил Петля. – Спросить по рации разрешения – и уйти.

– А если не разрешат? – спросил Серьга. – Тогда как? А ведь не разрешат…

– Почему же не разрешат? – нервно спросил Петля.

Серьга на это ничего не ответил, лишь протяжно вздохнул. А затем стал тихо насвистывать какой-то легкомысленный мотивчик. Вероятно, тем самым давая понять, что говорить на такую тему больше нечего, да если бы и было что говорить, то он, Серьга, не стал бы.

– Серьга, а ты-то сам что обо всем думаешь? – спросил Гадюкин.

– А ничего я не думаю, – ответил Серьга. – Я как все. Стрелять так стрелять, зарыться в норы – что ж, давайте зароемся, драпать за море – и тут я не против. Мне все едино.

– Что ж так-то? – спросил Крот.

– А вот так, – неопределенно ответил Серьга. – И не лезьте ко мне в душу. Там и без вас натоптано.

Все замолкли, невольно прислушиваясь к ночным степным звукам. Их было много, таких звуков, и непонятно было, откуда они происходят и кто или что их издает. Но это были добрые, мягкие, чистые звуки, и разом они сливались в один единый звук, гармоничный и ладный, так что казалось, что это сама степь создает такую гармонию – чистую и мирную. Невольно хотелось забыть обо всех мирских горестях, мерзостях и грехах, войнах и убийствах.

– Значит, так, – сказал Гадюкин. – Крот и Хитрый, вы сейчас же идете к тайнику и связываетесь по рации… в общем, сами знаете, с кем вам надо связаться. Докладываете о проделанной работе, сообщаете о СМЕРШе и спрашиваете, что нам делать дальше. А утром еще раз соберемся и примем решение.

– В соответствии с полученными директивами от товарищей из центра, – в голосе Серьги звучала нескрываемая ирония.

– Что-то вроде того, – согласился Гадюкин.

И он вдруг почувствовал, что устал. Устал какой-то непонятной, неожиданной усталостью. Причем сдается, это была не физическая усталость, а какая-то иная. Душевная, что ли… Гадюкину вдруг захотелось все бросить, ничего больше не предпринимать, уйти, зарыться в какую-то немыслимую нору, затаиться… И кто его знает, сама ли по себе возникла эта усталость или, может, ее на Гадюкина навеял тот же Петля своей трусостью? Может так статься, что и Петля. Трусость она ведь хуже всякой заразы. Заразился один – невольно заразятся и другие. А если к тому же трус еще и целит тебе в спину?

Глава 18

Крот и Хитрый вернулись незадолго до рассвета.

– Собирай народ, старшой! – невесело пошутил Крот. – Поступили новые указания. Директивы, мать их…

Когда вся группа собралась, вышли в степь. Пройдя километра два по дороге, которая вела от села к приискам, как обычно, остановились и сошли на обочину.

– Говори, – сказал Гадюкин, обращаясь к Кроту.