Белая кровь Тавриды

В группе Белкина был Чистов и еще два милиционера. Подойдя к двери, они прислушались. В доме было тихо. Чистов осторожно толкнул дверь. К его немалому удивлению, дверь легко поддалась, она даже не была заперта. Впрочем, удивляться тут особо было нечему. В этом краю почти никто не запирал дверей на ночь – такова здесь была то ли привычка, то ли традиция.

Чистов осторожно отворил дверь, стараясь, чтобы она не скрипнула. Дверь все же предательски заскрипела, и потому, не теряя ни мгновения, Чистов ворвался в дом. Следом за ним вбежал Белкин, за ним – оба милиционера. Белкин включил фонарь, полоса света заплясала по стенам и потолку, высветила фрагменты домашней обстановки.

– Никому не двигаться! – заорал Белкин. – Будем стрелять!

Никто и не двинулся, лишь в другой комнатенке, вход в которую был завешен цветастой тряпицей, кто-то испуганно вскрикнул – то ли женщина, то ли ребенок. А в передней комнате на лавке, приделанной к стене, сидел какой-то мужчина. Чистов и один из милиционеров бросились к нему, Белкин и другой милиционер ворвались в комнату за занавеской.

– Встать! – скомандовал Чистов незнакомому мужчине и скорыми движениями рук провел по его одежде.

Но поверхностный обыск ничего не дал, никаких подозрительных предметов Чистов у мужчины не обнаружил. Зато милиционер нащупал на лавке рядом с мужчиной автомат.

– Вот… – растерянно сказал милиционер Чистову. – Оружие… Немецкое…

– Ого! – не удержался от восклицания Чистов.

В это время из соседней комнаты, подсвечивая себе фонариком, вышли Белкин и другой милиционер.

– Там – ничего, – сказал Белкин. – Только женщина, старуха и ребенок. А что у вас?

– А у нас сюрприз, – сказал Чистов. – Незнакомый мужчина, а рядом с ним – немецкий автомат.

– Вот как, – сказал Белкин. – Хозяева! А ну-ка выйдите и зажгите лампу!

Из соседней комнаты вышла старуха и, опасливо косясь на ночных гостей, зажгла керосиновую лампу. Затем вновь скрылась за цветастой тряпицей.

– Кто такой? – спросил Белкин у незнакомого мужчины. – И почему при оружии?

– А ты не догадываешься? – спросил в ответ мужчина, и в его голосе слышались усталость и равнодушие.

– Кажется, начинаю догадываться, – сказал Белкин. – Что ж не стрелял?

– А зачем? – все тем же голосом спросил мужчина. – Чтобы вы выстрелили в ответ? Вас-то много, а я один… От всех не отстреляешься.

– Ясно, – Белкин даже слегка удивился от таких слов.

– Сдаться я хочу, – сказал мужчина. – Потому и не стрелял.

– Значит, сдаться… – хмыкнул Чистов.

– Да. Знал, что вы придете. Чуял.

– А что ж не убежал, коль знал и чуял? – спросил Белкин.

– А куда? – криво усмехнулся мужчина.

– Ладно… – сказал Белкин. – И как же тебя кличут?

– Змея, – сказал мужчина.

Да, это был Змея. То есть Гадюкин. После того как другие диверсанты ушли в развалины, он и задумал сдаться тем, кто за ним придет. А то, что за ним должны прийти, он чувствовал. СМЕРШ ли, милиция, кто-то другой – ему было без разницы. Он хотел жить. Жить, выжить – во что бы то ни стало, любой ценой. Движимый этим желанием, он когда-то согласился на предложение фашистов стать диверсантом. А теперь, надеясь выжить, он сдавался советской власти. Он ни на секунду не верил, что ему удастся вернуться обратно в Констанцу или еще куда-то, в глубокие фашистские тылы. Даже если немцы вдруг и согласятся прислать за ними катер, то все равно – ни Крот, ни Хитрый, ни Жених, ни Серьга ничего ему об этом не скажут. Они о нем забудут. Уже забыли. А он хотел жить и готов был заплатить за свою жизнь любую цену.

– Сколько вас? – спросил Белкин.

– Я и еще четверо, – сказал Гадюкин. – Я – старший.

– Где остальные?

– В домах их не ищите, – сказал Гадюкин. – Они прячутся.

– Может, покажешь где? – недоверчиво спросил Чистов.

– Покажу, – сказал мужчина.

– Вот как, покажешь… – Чистов покрутил головой. – И не соврешь?

– Не совру.

– Что ж ты такой добрый, дядя? – все так же недоверчиво спросил Чистов.

– Хочу жить, – ответил Гадюкин.

Ни Чистов, ни Белкин, ни оба милиционера даже не нашлись, что на такие слова ответить.

– Кто ты вообще такой? – спросил Белкин у Гадюкина.

– Когда-то был таким же, как и вы, – невесело усмехнулся Гадюкин. – Потом – плен. Дальше – диверсионная школа.

– Понятно, – сказал Белкин. – Остальные четверо такие же, как и ты?

– Да.

– Давно вы здесь?

– Не очень.

– Замаскировались под командировочных?

– Да.

– Ваше задание?

– Соль, – коротко ответил Гадюкин.

– Что ж она вам так далась, эта соль? – скривился Чистов.

– Соль – это тоже оружие, – сказал Гадюкин. – Так нам говорили там… В Констанце. Чтобы солдат воевал исправно, каша в его котелке должна быть соленой.

– Ладно, – махнул рукой Белкин. – Обо всех других своих подвигах расскажешь потом. Где прячутся остальные?

– Недалеко отсюда есть старое село, – сказал Гадюкин. – Мертвое село. Развалины. Там они и прячутся. Ждут, когда за ними прибудет катер и увезет обратно в Констанцу.

– А что же ты не захотел в свою Констанцу? – спросил Чистов.

– А не будет никакой Констанцы, – после молчания ответил Гадюкин. – Дорога была в один конец. Только сюда.