Белая лошадь – горе не мое

Вот до этого самого момента Александр Арсеньевич вел себя правильно: сидел на подоконнике, хмурился и молчал. Хмурость его девятый «В» мог истолковать себе так: действительно, распоясались совершенно! Слова им не скажи. Ну ничего, сейчас мы поглядим, как они мне отвечать будут. А завуч так: интересно, почему подобные вопросы надо выяснять у меня на уроке?! И так кот часов наплакал, дай бог с программой справиться… Неужели нельзя было сделать это после занятий?

Но Александр Арсеньевич, как выяснилось, хмурился по другой причине.

А выяснилось это, когда он вдруг поднялся с подоконника и сказал:

— Лола Игнатьевна, а стоит ли так? Ведь класс, в сущности, прав…

Лола Игнатьевна окаменела. Бедная Лиза охнула и зажала рот ладошкой. Девятый «В», затаив дыхание, стоял у парт и глядел во все глаза…

— Я устала от ваших диких выходок, — сказала ему Лола Игнатьевна. Вот в понедельник выйдет с больничного директор, пусть он сам с вами разбирается…

На душе у молодого учителя стало нехорошо, тревожно как-то, и после уроков он пошел бродить по городу.

В городе была осень. Уже темнело рано, и с сумраком становилось зябко. И листья падали все чаще. Скоро, скоро опадут они совсем, и дворники вздохнут и примутся за работу… И все-таки осень еще была похожа на лето: славная, теплая, зеленая, с птицами на ветках. Вот и потянуло Саню (а за пределами школы Александр Арсеньевич был не Александр Арсеньевич, а просто Саня; может быть, он и в пределах был Саня, но положение обязывало) в улочки и переулки, бродить, думать о непутевой своей жизни и несерьезной науке, преподаванию которой он себя посвятил…

Уроки в школе бывают серьезные и несерьезные, это все знают. Серьезные — это по которым задают домашнее задание письменно и все время проверяют. А когда домашнее задание задают устно и проверяют не всегда, то это — несерьезные… Хорошо быть учителем по «серьезному» предмету, по алгебре, химии, физике!.. Сколько опасного и непостижимого таят в себе эти науки! Например, кроме параграфов в учебнике, надо еще решать всякие ужасные задачи и уравнения. Тетради, конечно, собирают редко, но зато в любой момент могут вызвать к доске. Поэтому, чтобы избежать двойки, необходимо если не выполнить задание дома, то хотя бы списать на перемене. А это, сами понимаете, дисциплинирует характер и воспитывает ум в уважении к науке… Куда там «несерьезным» предметам! Истории, например. Там главное успеть заглянуть в учебник, что там у них происходило в стародавние времена… Так, отрубили королю голову! Правильно сделали, так ему и надо, не будет угнетать! А в каком году это случилось, кто-нибудь подскажет… Ну а уж с географией и вовсе все просто, чего там учить! На карте все нарисовано и написано. Это во-первых! А во-вторых, нужна нам эта география, честно говоря! Зачем ее учить, когда мы по телевизору и так все видали? Разве это наука?! Ведь все давным-давно открыто, описано, занесено на карты… Вот попробуй, ответь им, этим ехидным и упрямым существам, именуемым учениками средней школы…

Уже стемнело, когда он подошел к дому. На углу, как всегда, торчал трудный подросток Шамин с гитарой и сигаретой.

— Заработались, — глумливо сказал Шамин. — Поздненько возвращаетесь…

Саня не счел нужным ответить.

В подъезде, на подоконнике, были горой свалены пакеты с крупой и консервные банки, рядом сидели Санины ученики: Исупов Лешка, похожий на большого плюшевого медведя, и маленький Женька Петухов, прозванный Кукарекой.

— А мы вас ждем-ждем… — сообщил Кукарека с укоризной. — Уже все купили.

Исупов молчал и болтал ногами. Он молчал и хмурился с первого сентября, что было на него, известного шкоду и пересмешника, совсем не похоже.

— Пошли, — скомандовал Саня ученикам и достал ключ. — Только тихо, на цыпочках.

Но предосторожности были напрасны: дома уже ждали.

Скрестив руки на груди, стоял в коридоре суровый мужчина, и, хоть роста он был небольшого и вышел по-домашнему, в шлепанцах, вид имел величественный.

— Добрый вечер, папа, — сказал Саня.

— Здравствуйте, Арсений Александрович, — очень поспешно проговорили Лешка и Кукарека.

— Здравствуйте, Исупов и Петухов, — грозовым голосом отвечал Арсений Александрович. — Проходите, Александр, можно тебя на минуту?

Леша и Кукарека юркнули в комнату классного руководителя и там вздохнули облегченно. Арсения Александровича они боялись. И на то были причины…

— Сейчас опять ругать будут… — вздохнул Кукарека. Он свалил продукты на письменный стол и оглядел комнату.

Все тут было знакомое, родное: вполовину собранный, огромный оранжевый рюкзак в углу, рядом со сломанным корабельным компасом, который, если постучать по нему как следует, почти точно показывает на север; стены, вместо обоев оклеенные картами с решительно прочерченными через материки и океаны маршрутами, а у двери, на гвоздике, старенькая штормовка, пахнущая лесом и костром…

Меж тем в коридоре происходил бурный разговор. Говорили вполголоса, но слышно было хорошо. Особенно если прислушаться.

— Александр! У тебя три часа назад кончились занятия! Где ты был, Александр?!

— Гулял.

— Александр! У меня нет слов!