Белая магия любви

– Не думай об этом больше, – сказал он, небрежно взмахнув одной из своих длинных кистей. Не было ничего нового в том, что люди, считавшиеся богатыми, просто боролись на краю пропасти бедности.Бедное дитя, приносящее одну из тех отвратительных жертв на алтарь снобизма! Или, скорее, приносящееся в жертву, потому что она была слишком мала, чтобы в полной мере осознавать, что она делает. Тем не менее, Питер Вандеркиф не так уж плохо оценивался, как материал для мужа.

Молчание длилось несколько минут; она снова сидела и изучала его сильное, красивое лицо с его сосредоточенным, поглощенным выражением—сосредоточенным, властным. Она не решалась заговорить, пока он случайно не взглянул на нее с отсутствующей улыбкой. Затем она ласково спросила:

– Могу я спросить тебя кое о чем?

– Давай.

– Не будешь ли ты так любезен прийти завтра к нам на ужин? Вот о чем мамина записка. Это было бы для меня большим одолжением. Это все уладит. Тебе больше не придется обманывать.

Он продолжал свою работу. Через некоторое время он спросил, – твой Питер думает, что ты его любишь?

Краска залила ее щеки. Но она ответила с оттенком правды, – он знает, что это не так.

– А если бы я приехал, мне не пришлось бы обманывать его относительно того, что ты о нем думаешь?

– Нет, клянусь честью.

Он посмотрел на нее. – Нет, этого вполне достаточно, – сказал он таким тоном, что она затрепетала от гордости. – Я думаю, что ты говоришь правду.

– И я … с тобой, – сказала она, и выражение ее лица было самым лучшим. – Мне было бы стыдно лгать тебе. Не то чтобы я всегда была очень—очень болезненно точна…

– Я понимаю. Мы с тобой имеем в виду одно и то же, когда говорим правду.

– Ты придешь?

– Да. Где вы живете?

Она рассмеялась.

– Ну, мы же Ричмонды. Разве ты не догадался?

Она кивнула, как будто для нее прояснилась какая-то тайна. – О, теперь я понимаю, почему ты вел себя совсем не так, как я думала, когда узнал.

Он слабо улыбнулся. – Полагаю, мне следует знать. Но я здесь чужой. Когда я был здесь мальчиком, городские юристы и торговцы не имели привычки приезжать сюда и снимать на лето фермерские дома. Вы живете в пансионе или у вас есть собственное жилье?

Она сильно покраснела и опустила голову. Очевидно, она сильно страдала от смущения.

– В чем дело, Рикс?

– Я … я думала … после вчерашнего … ты вроде как … понял нас, – пробормотала она.

Он ободряюще рассмеялся.

– Господи, не будь снобом, – воскликнул он. – Какое мне дело до того, где ты живешь? Я выбираю своих знакомых не по тому, что у них в карманах, а по тому, что у них в голове. Некоторое время назад ты сказала, что богата, а потом сказал, что нет.

– О, я так расстроена, – перебила она. – Не обращай внимания на то, как я себя веду. Мы живем на Красном холме. Дом там, наверху, принадлежит отцу.

– Этот большой французский загородный дом? – Удивился Роджер. – Я видел его. Я буду рад увидеть его поближе. – Он рисовал несколько минут. – Я полагаю, ты там очень стильно одеваешься. Ну, у меня где-то в сумке есть вечерний костюм. Я иногда надевал его в Париже, но не часто. Париж не занимается формальностям, по крайней мере, не тот Париж, который я знаю.... Во сколько ужин?

– Половина девятого.

Он застонал и рассмеялся. – Просто мне пора спать. Но я соберусь с духом и приду в себя.... Интересно, есть ли у меня вечерняя рубашка? – Он случайно взглянул на нее и был поражен странным блеском в ее серых глазах. – Что теперь?

– Ничего … ничего, – поспешила она заверить его. – Просто какая-то глупость. У меня ее полно.

Он продолжал рисовать и вскоре возобновил свой монолог:

– Возможно, придется прийти в обычной одежде. Но это не было бы убийством, не так ли?… Это не город – это глухомань.... Я слышал, что некоторые американцы должны быть хуже англичан за агитацию по поводу мелких формальностей. А твои такие?

– Мама – ужасный сноб, – сказала она слабым голосом.

– Хорошо, я сделаю все, что в моих силах, – был его небрежный ответ. – Возможно, будет лучше, если мне придется ее напугать. – Он рассеянно рассмеялся.

– Надеюсь, ты сделаешь все, что в твоих силах, – взмолилась она. – Ради меня.

Он выглядел удивленным.

– Ты не хочешь, чтобы она подумала, что ты подцепил хулигана, а?

– О, мне все равно, что она думает, – воскликнула девушка. – Мне все равно, что кто-то думает о тебе. Но на первый взгляд … Я … я тоже ужасный сноб.

– Хорошо. Я постараюсь не опозорить тебя окончательно.

Она рассеянно задумалась. Вскоре она прервала его картину словами:

– Гек и отец оба маленького роста. Но Хэнк … я могла бы послать тебе одну из рубашек Хэнка. Он почти такой же большой, как ты – в смысле размера. И я могла бы попросить свою горничную одолжить одну у его камердинера…

Выражение его лица – веселое, напряженное, по—мальчишески веселое -остановило ее. Она покраснела. Она покраснела и выглядела так, словно вот-вот утонет от унижения. Затем она гордо подняла голову, и в ее глазах появился странный свет—свет, который заставил его вздрогнуть.

– В любом случае, как тебе будет угодно,– сказала она, и слова вырвались отрывисто, – все, что тебе будет угодно.

И она убежала.