Белая магия любви

Роджер ел и слушал девушку слева от него, Алисию Киннер, теннисистку. Справа от миссис ричмонд сидел граф д'Артуа, и он постоянно говорил о “Ваде". Она кисло слушала и время от времени бросала на него взгляд через стол – взгляд встревоженной и сердитой матери довольно неуправляемой наследницы. Питер, сидевший прямо напротив Роджера, был так же молчалив, как и он, но вместо того, чтобы скрыть свое молчание благодарностью ричмондскому шеф—повару, он уставился на кружевную вставку на скатерти, раскрошил и испортил свою булочку. Беатрис была самой счастливой из тридцати двух за этим столом. Она сияла, была в экстазе.

– Ты не собираешься сказать мне ни единого слова? – Спросила она Роджера, когда он закончил обедать. – Ты не можешь все еще быть голодным.

– Я слишком много съел, – ответил он. – Я дурак.

– Это действительно не имеет значения, так как я увижу тебя завтра утром.

– Завтра я не работаю. Мне нужно в город.

– Значит, послезавтра?

– Я могу остаться в городе на несколько дней.

Выражение ее лица было таким обиженным, таким подавленным, что он почувствовал себя виноватым, злым.

– С тобой ужасно трудно дружить, правда? – Спросила она.

– Потому что я отказываюсь тратить свое время на безделье? Ты должна выбирать своих друзей из своего собственного класса.

– Я удивлена, что ты говоришь о классе в этой стране.

– Классы есть везде и всегда будут. Класс просто означает группу людей со схожими симпатиями, вкусами, привычками и средствами.

– Вот что! – Сказала она. – У меня сложилось впечатление, что ты презираешь деньги!

– Я? – Засмеялся он. – Не больше, чем я презираю еду. Деньги – это своего рода пища. Я хочу и стараюсь получить все, что мне нужно. Мой аппетит больше, чем у некоторых, и меньше, чем у других. Я ем или пытаюсь есть пропорционально своему аппетиту.

Она задумчиво кивнула. Странным, неуверенным голосом она спросила:

– И ты действительно не хочешь быть богатым?

– Не больше, чем я хочу быть толстым. И я хочу быть бедным не больше, чем истощенным.

Она снова задумалась. Вдруг она спросила:

– Тебе нравится этот дом?

– Разумеется. Он прекрасен в своем роде.

– Я имею в виду, разве тебе не хотелось бы иметь такой дом?

– Боже упаси! – сказал он, и она поняла, что он говорит искренне. – У меня в моей короткой жизни есть и другие дела, кроме заботы о собственности.

– Но все это можно устроить.

– Да, я полагаю, что так, – сказал он, чтобы закрыть тему, но бессознательно его взгляд блуждал по комнате, останавливаясь то тут, то там на свидетельствах неряшливого ведения домашнего хозяйства, которые всегда уродуют любой большой дом для критического наблюдателя. Она проследила за его взглядом. Вскоре она покраснела, потому что поняла.

– Ты ужасный человек, – сказала она. – Ты все видишь.

– Хотел бы, – ответил он, не понимая, что она имеет в виду. – Тогда я бы нарисовал картину, о которой мечтаю.

– Тебе нравятся эти люди? – Спросила она.

– Разумеется. Они кажутся очень милыми. На них очень приятно смотреть.

– Но ты бы не стал с ними дружить?

– Мало вероятно, – сказал он. – У нас слишком мало общего.

– Разве тебе не нужны друзья? – Задумчиво спросила она.

– У меня есть друзья. У меня будет больше. Люди моего круга – люди, которые могут дать мне то, что я хочу, и которые хотят того, что я должен дать.

– Ты презираешь нас, не так ли? – Воскликнула она.

– Разве я не говорил тебе, – запротестовал он, – что никого не презираю? Почему я должен считать людей презренными, потому что они другие?

– Ты бы презирал мою сестру Роду, которая вышла замуж за графа Бродстейрса из-за его титула.

– Вовсе нет. Я одобряю ее за то, что она взяла то, что хотела. Почему она должна быть лицемеркой и выходить замуж по любви, когда ей нужна была не любовь, а трата денег?

– Знаешь, почему мне так хотелось, чтобы ты приехала сюда?

– Как ты прыгаешь! – Засмеялся он. – Ну, почему? Чтобы сгладить…

– Нет, – перебила она, яростно покраснев. – Я должна быть честна с тобой. Я хотела этого, потому что думала, что ты будешь впечатлен.

– Я впечатлен, – заверил он ее с дружелюбной насмешливой улыбкой в глазах. – Я и понятия не имел, что ты такой большой человек.

– Не издевайся надо мной, – взмолилась она. – Я говорю серьезно. Нечестно насмехаться над тем, кто говорит серьезно, не так ли?

– Это презренно, – сказал он. – Но я понимаю тебя лучше, чем ты сам себя понимаешь.

Вопреки условностям она посмотрела на него глазами в значении которых ни один наблюдатель не мог бы ошибиться. Он поспешно огляделся.

– Не делай глупых, сенсационных вещей, – сказал он. – Ты делаешь нас обоих смешными.

– Мне все равно, – заявила она.

Он сурово сказал:

– Теперь, мой друг, я начинаю немного уставать от этого. У тебя всегда был свой путь. Ты задета, потому что не можешь выставить меня дураком. Итак, ты готова пойти на все. Я тебя прекрасно понимаю.

Ее взгляд был твердым и серьезным—совсем не подходящим для общественного места.

– Ты думаешь, я просто кокетничаю? Неужели ты не понимаешь, что я говорю серьезно?