Белая муха, убийца мужчин

Что-то не склеивалось, не держалось, не отвечало требованиям. Что-то было подозрительное в виде Замка, похожего — кто бы мог подумать — на голову индейца с раскрытым ртом. Но что именно? Человек из Михалин упорно шёл вперед, он уже видел номерные знаки на автобусах, видел тени в глазах замковых бойниц, видел следы белой краски на красных стенах. И тогда он понял. Рот индейца был закрыт. Закрыт, будто индеец проглотил что-то и сжал зубы, чтобы ненароком не выплюнуть.

Он подошёл к водителю автобуса, который грелся на солнце, и спросил: «Что тут такое? Не пускают?»

«А хер его знает, — сказал водитель, сплёвывая. — Закрыли ворота, сказали, чтоб мы уезжали отсюда, если жить хотим. Что все кто на экскурсии — те остаются. Девка одна сказала. Вроде как теракт. А что за теракт, никто не говорит. Я-то подожду, вдруг откроют. Телефон не берут. Вабшчэ херня какая-то».

Человек Михалин нахмурился. Он съел яблоко и твёрдым шагом направился через мост к замковым воротам. Постучал кулаком в красивые двери. Раз-два-три. И снова: раз-два-три. В воротах открылось небольшое окошко, и из него выглянула ничего-такая-себе девка с недовольным лицом.

«У вас что, сандень? Можно войти?» — вежливо спросил Человек из Михалин.

«Нельзя, — отрезала девушка и собралась уже закрыть окошко. — Этот культурно-исторический объект теперь наш, а мы лишь бы кого не пускаем».

«То есть как это «нельзя», — раздражённо повысил голос Тадеуш Р-ский. — Ты как со старшими разговариваешь, а?»

Он даже не заметил от возмущения, что с ним говорят по-шляхетному, по-беларусски.

«Нельзя — это такая прекрасная дырочка между глаз, — прищурилась девушка, сделала движение плечом, и в глаза пана Тадеуша Р-ского взглянул круглым птичьим глазом самый настоящий автомат иностранного производства. — Ясно пану?»

«Ясно, — не стал спорить Тадеуш Р-ский. — Понимаю. Это захват? А какие, позвольте узнать, требования, многоуважаемая паненка…»

Но девка не стало его слушать, зевнула и с чисто женским истерическим грохотом захлопнула окошко.

Человек из Михалин постоял немного, разглядывая грозно-равнодушные ворота. Толстые, свежевыкрашенные, каждый гвоздь размером с руку. Тадеуш Р-ский повернулся и пошёл к автобусам.

Сел в тени, помахал перед носом сборником сканвордов. Решил подождать, что будет дальше. Но дальше не было ничего интересного. Приехала милиция, которая всячески имитировала бурную деятельность, бутафорская милиция бутафорского государства. Приехали мрачные люди в серых костюмах, которые начали переговариваться по рациям и раскладывать на капотах свою аппаратуру. «…И иностранные граждане», — услышал он обрывок разговора. Автобусы, как большие коровы, неспешно отъехали от Замка и начали сползать по желтой дороге вниз, на шоссе. К Человеку из Михалин подошёл милиционер и грубовато попросил как можно скорее свалить отсюда. Вместе с десятком случайных наблюдателей, живо, незлобивым матерком обсуждавших сенсационное событие, его заставили покинуть холм.

Человек из Михалин не знал, что ему делать.

Он подождал до вечера и связался с мудрыми — гораздо мудрее его! — и невидимыми мужами.

Мужи приказали ждать инструкций. Человек из Михалин вернулся в деревню, сел в саду и стал ждать. Наступил вечер, началась буря, рвала деревья, пыталась вытащить их с корнем, дом скрипел, будто над ним бушевал пьяный великан, которому сегодня утром выдали зарплату.

Человек из Михалин спал плохо. Он никак не мог успокоиться. В той девке, которая пригрозила ему из окошка дулом автомата, было что-то такое, что ранило гордость Тадеуша Р-ского до самых её тёмных глубин. Слишком уж наглая была та девка. Слишком уж вольготно себя чувствовала. Кто ей дал право? И кто ей дал автомат? Да она застрелится из него случайно, она его и держать-то толком не умеет. Но автомат — это ладно. Это можно пережить, разобраться, отобрать, наказать. Но голос! Такой голос наглый. Просто непростительно наглый. Говорить так с мужчиной старшего возраста недопустимо. Нельзя!

«Нельзя — это дырочка между глаз», вспомнил он и его затрясло от бешенства.

«Ясно пану?»

Человек из Михалин решил, что он попросту не имеет морального права оставить всё как есть. Решать с кондачка, как говорят мудрые мужи.

Всю ночь он сидел и думал. Он знал Замок как свои пять пальцев. Оставалась только одна серая, недоступная, не изученная им зона.

Назавтра он поехал на своём фольксвагене в другую деревню, совсем близко от Замка. Зашел во двор крайней хаты, цыкнул на собаку, постучал в окно. Никто не отзывался. Человек Михалин обошёл дом и увидел старый, кое-как сбитый тувалет — так здесь его называли.

В тувалете деловито стонали. Человек Михалин резко открыл дверь и зловеще улыбнулся.

«Здорово, краевед, — сказал он. — Давно не виделись».

«И вам хорошего здоровьечка, Фёдор Вячеславович, — заскулил человек в позе птицы, пытаясь оторвать непослушными, похмельными руками кусок газеты. — Обождите, я шчас…»

«Сколько раз я тебе говорил: никакой я тебе не Фёдор Вячеславович, — зарычал на него на него Человек из Михалин. — А пан Тадеуш Р-ский, твою мать!»