Белая мышь

– Две недели назад Бруно арестовало гестапо, – сказал бармен, – и я не уверен, что сидящие сейчас за столиками не у них на зарплате. Знаю их двадцать лет, но кто знает?

Нэнси сложила руки, не отводя глаз от велосипеда.

– Мне сказали, что у Бруно есть лишний приёмник. Мы потеряли свой.

Бармен сделал шаг назад, поднял руки и принялся так сильно мотать головой, что у него затряслись щёки. Он делал вид, что ему предложили цену, на которую он никак не мог согласиться.

– Без вариантов, мадам. Здесь ничего нет. Но я знаю, что есть в Шатору. По крайней мере, неделю назад был.

– Это же восемьдесят километров отсюда!

– Ближе не знаю. – Из-под поленницы вышла чёрная кошка и стала тереться ему об ноги. Он согнулся и почесал её за ухом. – Их радист попытался сбежать от караула на блокпосте и получил пулю в спину. Вам нужен Эммануэль. По крайней мере, так они его называют. Британец.

Никто не говорил Нэнси об агенте по имени Эммануэль в Шатору. Но это и понятно – вряд ли Лондон будет обсуждать с ними агентов из прилегающих районов без веской причины.

– Вы можете дать адрес?

Он назвал адрес и, отогнав кошку от двери, вывел её назад через барную стойку. Нэнси громко пообещала поговорить с другом про велосипед и вернулась в узкий переулок, где оставила свой.

Восемьдесят километров! А она еле может идти. Она посмотрела на лодыжку. Да, кровь. Восемьдесят ужасных километров, имея только адрес и имя, без документов, объясняющих её нахождение в том районе. И целый рой готовых стрелять по любому поводу гестаповцев. А потом ещё нужно как-то вернуться в горы.

– Нужно это сделать. Ты должна.

Она произнесла это вслух. Значит, дело совсем плохо. Что ж, по крайней мере, не на английском. Превозмогая боль, она забралась на велосипед и поехала.

57

Сейчас Нэнси снова хотелось оказаться в горах, среди витиеватых дорог, дающих столько возможностей для укрытия. Благодаря работе, проделанной её людьми, немцы старались там больше не появляться. Но между Сен-Аманом и Шатору фашисты были на коне и совершенно ни о чём не беспокоились. Ей удалось увернуться от двух блокпостов. Она вовремя их заметила, успела свернуть с пути и объехать их, не привлекая внимания, но третий пост оказался сразу за крутым поворотом между Мароном и Диором. Она въехала прямо в них, и, конечно, находясь на просёлочной дороге, они скучали и были только рады, когда к ним, шатаясь после двенадцатичасовой езды на велосипеде, подъехала Нэнси.

– Ваши документы, мадам! Куда вы направляетесь?

Она смотрела на него круглыми глазами, ничего не говоря. Этого она могла бы убить, ударив по горлу, как и того охранника на радиовышке, но сейчас с ним было двое других, и один уже держал руку на кобуре. Она же была без оружия. Убить второго ефрейтора пистолетом первого охранника в надежде, что третий запаникует, и у неё хватит времени, чтобы застрелить и его? Или наброситься на него и выцарапать глаза? Шанс двадцать процентов, не больше.

Она залилась слезами.

– Сэр, пожалуйста, сэр, пропустите меня. У меня нет документов. В Шатору мама сидит с моим маленьким сыном, а я работаю. Мне рассказали, что он заболел!

Охранник покачал головой. Для своего звания он был достаточно стар. И достаточно стар, чтобы самому иметь детей и жену, которая за них волнуется.

– Пожалуйста, сэр! Ему всего пять, зовут Жак, и он такой хороший мальчик. Мама прислала ко мне сказать, что он плох и зовёт мамочку. – От переутомления Нэнси очень чётко видела больного ребёнка, его испуганную бабушку, крошечную квартирку, где они живут. Она плакала очень искренне. – Мадам Карель, жена моего начальника, дала мне овощи, чтобы я приготовила ему суп, – сказала Нэнси, показывая на содержимое своей корзинки, – а сам он сказал: «Дорогая Полет, ты должна ехать к маленькому Жаку, мы справимся без тебя один день, если так нужно, но без материнской любви твой сын может умереть!»

Она начала выть, и ефрейтор обернулся на своих друзей. На их лицах отражалась растерянность. Между всхлипываниями Нэнси несколько раз повторила имя своего воображаемого сына, в то же время высматривая возможность выбить охраннику кадык, если слёзы не сработают. Он откашлялся и похлопал её по плечу.

– Ладно, дорогуша. Я уверен, с маленьким Жаком всё будет хорошо. Проезжай.

Нэнси снова села на велосипед, изливая на него поток благодарностей. От переживаний её даже пробрала икота.

– Я буду молиться за вас, месье! – выговорила она и покатилась дальше.

Город находился в низине и раскинулся широко. Центр представлял собой лабиринт переулков вокруг центральной площади. Ей пришлось дважды останавливаться и спрашивать путь. Оба раза она видела в глазах людей подозрение и страх. Её не остановил ни один патруль, но через несколько часов солнце зайдёт, людей станет меньше, и она будет привлекать больше внимания.