Белая нить

Впрочем, довольно жалости к себе. Рубин отошёл от главного. Выходит, Антуриум не прикончил изменницу-сестру? Выходит, солгал дриадам? На кой? Страшился потерять их уважение и доверие?

После смерти Азалии он как раз бразды правления перехватил. Вроде бы.

Ха! Интересно, Олеандр ведает, что отец его — редкостный темнила? А с виду-то такой правильненький.

Ох уж эти владыки! Все они одинаковые. Хлебом не корми — дай туману и тайн наварить.

— М-да, — Рубин тронул языком пошатывающийся клык, затем откинулся затылком на стену.

Что и говорить, история пованивала скверно. Скверно и очень знакомо. Некогда дриады уже вваливались к нему спредложением. И к чему это привело? КлятаяСталь сковала его клятвами, выставила виновным в поджоге — и вот он гниет в земляной норе, пропахшей мочой и кровью.

Азалия! На неё намекали Птерис и Клематис, обмолвившись, что Рубин будет говорить не с ними. Любопытно, чего она хочет? Это ведь она спустила на дриад двукровных, пусть и чужими руками. Она посеяла смуту. Она отравила Олеандра. Из-за неё Сапфир сломал руку и поранил крыло.

Ярость против воли восстала из недр души, растеклась по венам пламенными волнами. Рубин вскинул подбородок, чтобы выкрикнуть, что скорее в петле удавится, чем выслушает очередноепредложение. Как вдруг перед носом возник клочок бумаги, удерживаемый Азалией. Одряхлевший и затертый, прежде он покоился в его заплечной сумке.

С листка на мир взирало бледное лицо с разномастными зенками. Глендауэр, раньше бастард, а ныне сын владыки Танглей.

— Могу я спросить, — проворковала Азалия, — зачем ты носишь с собой портрет сего океанида?

— Не твоего это ума дело, дорогуша, — Рубин с трудом переборол желание шлепнуть её по руке.

— Ты злишься, я понимаю. — Рукав её блузы закатался, оголяя увядшую листву на предплечьях и выжженное на запястье клеймо — рассеченный лист. — Каладиум и его доверенные насолили тебе. Но ты тоже молодец. На кой ты с огнём-то на него набросился? Запамятовал, кто он?

— Поучать меня вздумала?

— Нет. Вовсе нет. — Азалия вздохнула. — Странно все-таки. Обычно кочевники хранят в сумке портреты семьи, возлюбленных, а тут… Что связывает тебя с племянником Лета́? Дружба? Вражда?

Рубин молчал. Хотя на слове «вражда» гнев, не успев схлынуть, нагрел и подсветил крылья алым.

— Так я и думала. — Улыбка тронула губы Азалии. — Хочешь, секрет открою? Глендауэр, похоже, нынче в Барклей пребывает.

— Чего?!

Вопль Рубина заколыхался в воздухе, отскакивая от стен. Опаляющий жар мгновенно обнял тело.

— Это правда, — прошептала Азалия, и внутри Рубина словно натянутая нить оборвалась. — Как ты понял, я заручилась поддержкой некоторых дриад. Они упомянули, что в лес наведался океанид. Кое-кто предположил, что это племянник Лета́, кое-кто подтвердил догадку. Слышала, с семьей Антуриума у Глендауэра не заладилось. Брат мой даже издал указ задержать названного сына, ежели тот ступит в Барклей. И здесь мы подбираемся к развилке. Аспарагус!..

По спине аж озноб пронесся. Рубин и забыл, что поблизости ошивается дриадский архихранитель.

— Я вижу три варианта развития событий, — безучастным тоном вымолвил Аспарагус. — Возможно, Глендауэра найдут и заключат под стражу. Возможно, он останется в тени. Возможно, примкнет к дриадам.

— Словом, Барклей он не покинет? — Азалия покосилась на него, обмахиваясь листком.

— Пока Олеандру угрожает опасность? Едва ли.

— Итак. — Она смерила Рубина долгим взглядом. — Вот мы и подошли к сути: тебе нужен Глендауэр, мне — сторонник, одаренный огненными чарами. Истинно, ты гибрид, но заполучил крылья феникса. Ты обучен пробуждать пламя. И этого достаточно. Никаких клятв. Со мной существа остаются по доброй воле. Они либо благоволят мне, либо видят выгоду для себя. Цепи не сковывают тебя, Рубин. Хочешь уйти — уходи. Но прежде подумай. Я предлагаю тебе настигнуть жертву без беготни и мороки. Скоро. Очень скоро.

— Хочешь бразды правления перехватить? — Рубин до сих пор смотрел на нее, надеясь, что она сгинет.

Нет, ну а что? Вдруг он все же упился до бредней. Или почил-таки.

Но мысли мыслями, а дочь Эониума не исчезала. Так и восседала напротив, облокотившись на колени. И вырез её блузы сбивал с толку, дозволяя углядеть куда больше, нежели положено.

Зачем она клинками увешалась, спрашивается? Грудями ведь вернее всех заколошматит.

Слизнув проклюнувшийся яд, Рубин напряг слух. Вслушался в шорох почвы неподалеку, в отзвуки чьего-то трёпа, в топот наверху. Сознаться, он и в страшном сне не мог представить, что Судьба подтолкнет его на столь дурное перепутье. Он просто желал поговорить с Олеандром. Расспросить его о Глендауэре, а позже, свершив месть, влиться в клан фениксов.

Но Судьба распорядилась иначе. Не имел Рубин ничего против Олеандра, а уж тем более против Сапфира. Беда в том, что ныне и один, и другой пребывали в Барклей, как и Глендауэр.