Каким же скотом нужно быть, чтобы использовать как наживку девчушку, которая толком ничего не помнит?! У Аспарагуса, похоже, совсем верхушка на почве вырожденцев расшаталась. Уже трижды он переступил черту дозволенного. Сперва ударил Олеандра в разгар дуэли Каладиума и Рубина. Потом пощечину ему залепил на глазах десятков соплеменников. А следом усыпил и приказал хранителям не тревожить — дескать, дни у наследника выдались тяжелые, пусть вздремнет.
Каков подлец, а?! Да кем Аспарагус вообще себя возомнил?! Творить столь немыслимый произвол!.. Вот кто точно страх потерял!
А что если Каладиум взаправду причастен к смуте?
Что если он уже предстал перед Эсфирь, жаждая пригреть её под листвой?
Чувствуя, что того и гляди взорвется, словно переспелый плод, Олеандр метался по поселению. Невольно он подмечал — куда ни сворачивает, везде его поджидают кучки шепчущихся дриад, указывавших на него пальцами. Страх на их лицах сменялся недоверием. Они держались в сторонке, но провожали его столь цепкими взглядами, что он через шаг спотыкался.
— Вы что тут все, с ума посходили?! — рявкнул Олеандр, когда прачка, встретившись с ним глазами, уронила корзину с бельем. — Соревнуетесь в ненормальности?
Он замер посреди улочки, стиснутой одноэтажными домами. Пробегавшие мимо дриады прятали взоры.
— Эй, ты чего разорался-то с утреца? — прогромыхал за спиной басовитый голос. Распихивая локтями дриад, к нему прорывался Зеф. Позади него прыгала лохматая голова Юкки. — Умер кто?
— Сейчас умрет! — выкрикнул Олеандр. — Если никто не соизволит объяснить мне, что здесь творится! Где Аспарагус? Где Каладиум? И почему, скажите на милость, все пялятся на меня так, будто я голый?
И причины странного поведения собратьев взбесили его еще больше. По словам приятелей, дриады все утро обсуждали подписи к судным листам: «А. — правитель клана дриад». И пришли к выводу, что за непорядками стоит не кто иной как отец Олеандра. Да, причастность владыки к смуте вызывала множество вопросов. К примеру, зачем ему покушаться на жизнь сына? Зачем сперва прощать Мирта, а затем убивать?
Но треклятая подпись, как видно, глушила в умах поселенцев любые прозвуки здравомыслия.
— Это не единственный слух, — подметил Юкка. — Там еще о призраке госпожи Азалии толкуют. О её детях, которых они с господином Лета́[1] могли сокрыть. Даже о господине Аспарагусе, простите.
— Отойдём, — вымолвил Зеф.
И они миновали узкий коридор между домов. Приподняв ветви дерева, ступили к ограде поселения.
— Не поймите меня превратно, господин Олеандр, — продолжил Юкка. — Я вас не осуждаю — Тофос упаси! Ваш гнев понятен. Мне тоже не понравилось бы, если бы о моем отце, семье, какой бы она ни была, распускали сплетни. Но…
— Договаривай, — спокойнее произнес Олеандр, видя, как бедный парень вжал голову в плечи. — Я не кусаюсь, пока меня самого не укусят.
— Он хочет сказать, — встрял Зефирантес, — что вы с архихранителем таитесь. Извини, дружище. Но со стороны чудится, будто это вы, а не дриады, ну, слегка «того». — Он покрутил пальцем у виска. — Носитесь туда-сюда, шушукаетесь. А что поселенцам-то остается?
С каждым укором щеки Олеандра все пуще заливала краска стыда. В упреке прослеживался смысл. С дриадами никто не объяснялся. Вот они и ухватились за перво-наперво возникшие мысли и пустились в додумки.
— Ах да! — защебетал Юкка, опомнившись. — Аспарагуса и Каладиума я с минувшего вечера не видел. Первый в лес ушел. Вроде как до сих пор не возвратился. Второй тоже.
— Что?! — Возглас Олеандра прокатился по поселению, гулкий и надрывный, готовый вот-вот сорваться. — Один? Аспарагус ушел один?
— Один, да, — Юкка кивнул. — Он повелел дозорным освободить гнезда наблюдений. О!.. Еще полномочия сложил.
Твою ж!.. У Олеандра аж волосы на затылке дыбом встали. Он в сердцах долбанул кулаком по ограде.
— И ты говоришь мне об этом только сейчас?!
— Так вы спали, — прошептал Юкка. — А господин Аспарагус сказал…
— Господин Аспарагус сказал!.. — передразнил его Олеандр. — Засунь его слова себе знаешь куда!
— Тихо-тихо! — Зеф встряхнул его за плечо. — Не кипятись. Юкка-то тут причем, он подневольный…
— Да вы все тут подневольные! — прорычал Олеандр. — Гляжу, своих мозгов ни у кого нет!
Напряжение, схлестнувшееся со страхом за благополучие Эсфирь, достигло точки взрыва. Думать в таких условиях было крайне трудно. И Олеандр в очередной раз пожалел, что рядом нет отца и брата, которые точно помогли бы ему затушить в голове пожар, испепелявший суть всяких размышлений. Тем не менее опасение, рожденное из недавней беседы с Аспарагусом, подсказывало, что неспроста — ох, неспроста! — они с Каладиумом пропали из поселения.
— Приказал покинуть гнезда наблюдений, — Олеандр выдохнул и добавил: — Какие гнезда? Ближайшие к курганам?
— Перед Морионовыми скалами, — пискнул Юкка. — До курганов там рукой подать, думаю.
— Ну-у, — протянул Зефирантес. — Не рукой подать, конечно. Проскакать придется.
Олеандр растерянно теребил серьги.
Что же получается?..