Читаем Белая обезьяна, чёрный экран полностью

Насколько весел и жизнелюбив был трезвый Грачёв, настолько безобразен был его теневой двойник. Тень появлялась после третьей рюмки водки или после второй пол-литры пива. Тень была человеком, способным на многое. Например, однажды Андрюха-Тень, ни слова не говоря, вышел из кафе и пошёл на мост вешаться. Все подумали, что он идёт в туалет, а Грачёв через всю Петроградку прошёл до Биржевого моста, где принялся прилаживать галстук к ограде, примеряя на шею неумелую петлю. Спасли его два прохожих мужика. Вместо благодарности за спасение один из них получил в челюсть, а другой под дых. В милиции Андрюха пытался объяснить, что он человек серьёзный, семьянин и врач. Протрезвевший Грачёв недоумевал: он здоров и счастлив, и поэтому — какого ляда ему было вешаться на Биржевом мосту? Пресловутый галстук с места драки таинственно исчез.

Однажды он напился в гостях у своих финских знакомых, встал из-за стола и перепутал сортир со стенным шкафом. Его не смутила даже одежда, висящая в шкафу. Тень спустила штаны, и французское пальто хозяйки пропало ни за грош. После того как нас прогнали из гостеприимной квартиры, я довёл Андрюху до автобусной станции, усадил на сиденье и довёз его, спящего, до дому.

Перед самым кризисом девяносто восьмого года Андрюху позвали работать в частную контору, где такие же, как мы, реаниматологи выводили нариков из ломки. Грачёв организовал мне собеседование. Клиника платила врачам хорошие деньги, но там нужно было дневать и ночевать. Я колебался: полностью бросать больницу я тогда не хотел, а совмещать две работы при живой маме Наде — не мог. Я отказался. А потом мама Надя умерла, в стране случился кризис, и меня уже никто никуда не приглашал. Все затаились и держались за свой клочок малого счастья: маленькая зарплата, маленькая квартира и полное отсутствие сбережений.

Андрюха рассказывал, как в его наркологической клинике один парень послушал новости и сиганул в окошко. Но меня кризис почти никак не коснулся — одним крахом больше, одним меньше. Сначала я следил за происходящим в стране, а потом перестал. Кризис воспринимался легче, нежели предыдущий, пережитый вместе с мамой Надей.

Выяснилось, однако, что перед самым дефолтом наша больница умудрилась купить ещё один УЗИ-аппарат, большую стационарную «Алоку».

— Подойди к Мадине, — говорил мне Андрюха. — Ты и так уже почти диагност. Пойдёшь на курсы, будешь брать у них подработки. Диагносты богатые, они в карман берут.

— Я не умею брать в карман, — сказал я.

— Ага, — сказал Андрюха. — А вот запасы отделения под ноль ты подчищать умеешь.

Я собрался с духом и подошёл к Мадине Павловне, заведующей отделением лучевой диагностики.

— Переходите к нам на постоянной основе, — сказала Мадина. — Не люблю гостевые браки.

Когда я вернулся сообщить новость, Андрюха разбирался с новой программой, которую сисадмины установили на компьютер ординаторской.

— И что ты решил? — спросил Грачёв, тыкая курсором в столбец какой-то таблицы.

— А что тут решать, — сказал я. — Нужно или уходить к ней насовсем, или оставаться тут с тобой и твоими жмуриками.

Грачёв щёлкал мышкой, но маленькие песочные часы всё так же медленно крутились на экране.

— С другой стороны, — сказал я, — ты же сам говорил мне, что я дерьмовый клиницист.

— Это когда я такое говорил? — удивился Грачёв, не отрывая глаз от экрана.

— Да постоянно, — я ходил по ординаторской и рассматривал её словно в первый раз. — То я препараты зря трачу, то пациентов зря жалею.

Грачёв отбросил мышку и сказал, наморщив лоб:

— Говорил? Не помню. Может, и говорил, — он задумался. — Но всё фигня. Всё, что я говорю.

Я так не считал. Хотя знал, что никогда этого ему не скажу. Он был единственным человеком в моём окружении, чьё мнение для меня сделалось особенно важным.

— Ты можешь уходить, если хочешь, — Андрюха говорил так, словно ему всё равно. — Ты же не увольняешься из больницы. Уйдёшь к лучевикам, буду тебе пациентов подсовывать вне очереди. По старой дружбе.


* * *

Через несколько лет работы в реанимации Андрюхе удалось совершить прорыв: он открыл своё дело. Думаю, что бизнес даётся в руки особой категории людей. Тем, кто не заморачивается оттенками чёрно-белой шкалы.

В период, когда у Грачёва дела пошли в гору, мы с ним почти не общались. Он был занят исключительно денежными вопросами и вращался в кругах, далёких от медицины. А я по иронии судьбы пересекал другой рубеж: мы с Викой разводились.

Разъезжались тихо, без скандала, не втягивая в процесс близких и друзей. Может быть, Вика, дружившая с Андрюхиной женой, делилась наболевшим с подругой, но сам Андрюха в тот непростой для меня период ни разу не появился в эфире. Я тоже ему не звонил. Слишком уж часто раньше я просил у него поддержки. Было неловко тревожить его снова и снова.

А когда Грачёв набирал в свою новую клинику персонал, он вдруг объявился и предложил выпить пива.

Я глядел на друга, которого не видел почти год. А он говорил и говорил. Всё о себе и о себе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза