Белая обезьяна, чёрный экран

Я давно привык: пациенты платной клиники считают врача обслуживающим персоналом и полагают: за деньги доктор готов вытерпеть всё, даже враньё и хамство. С грубиянами и подонками я научился общаться ещё тогда, когда работал у Мадины. Помню, как один мажорик в присутствии больных и врачей выматерил её за какую-то мелочь. Помню, как я подкараулил грубияна и выволок его на лестничную клетку, где курили его соседи по отделению. В их присутствии я ткнул мужика пару раз в солнечное сплетение, и к следующему утру он приполз к Мадине извиняться. Ни один больной тогда меня не заложил.

С грубиянами я веду себя просто, с наркоманами тоже просто, но по-другому. У нариков блестящие глаза и пластика, словно у змеи перед броском. Я стараюсь уходить в другой ритм, чтобы не раскачиваться под музыку этой змеи. А одну мою коллегу такие пациенты доводят до слёз. Однажды она рассказывала, как на приём к ней пришёл обколотый красавец. Улыбаясь красивыми искусственными зубами, парень громко сказал: «Работка у вас — полное дерьмо. Но вам подходит».

Скажу честно: у меня тоже случаются неожиданные проколы, и бывает, что я не знаю, как себя с пациентом вести.

Однажды ко мне пришла миловидная высокая шатенка — выше меня на две головы, не меньше. Записалась на исследование малого таза. Гинекология не вполне мой профиль, но, если больше некому, я беру и таких больных. Ничего особенного. Осмотр и осмотр.

Пациентка, судя по всему, считала себя беременной. Но экран показывал, что никакой беременности нет. Ровный и тонкий эндометрий, маленькие яичники, в одном из них — растущая яйцеклетка, фолликул.

— А задержка-то была? — спросил я.

— Если бы не было, я бы не пришла, — обиженно сказала девушка.

— Большая задержка?

Девушка сжалась, поглядела на экран.

— Вы видите ребёнка?

Я сместил датчик вправо, потом влево.

Девушка замотала головой и потребовала повернуть экран.

— Где ребёнок?

Картина была мне ясна.

— Ребёнка нет, — сказал я как можно мягче. — Вы не беременны.

— Вы просто не видите! — сказала она с укором. — Не видите! А я вижу его!

— Где? — машинально повернулся я к экрану.

— Здесь! — она ткнула в чёрно-белые разводы. — Вот голова, вот руки. Ноги — вот!

Она смотрела на мелькающие сигналы и тянулась к ним, как будто пыталась поймать повисшего в пустоте придуманного малыша.

— Он повернулся!

Я убрал датчик и попросил пациентку одеться. Она схватила меня за полу халата.

— Мой ребёнок, он… мальчик, да?

— Он не мальчик.

— Я так и знала, что девочка. А на каком я месяце?

Она стояла передо мной босиком.

— Валентина… Сергеевна! — умоляющим голосом сказал я. — Вам обязательно нужно одеться.

Она отпустила мой халат и бросилась натягивать юбку.

— На левую сторону надеваете. — сказал я, отворачиваясь.

Она выскользнула из юбки. С горем пополам оделась.

— Куда мне записаться? — спросила она.

— Идите к гинекологу.

Валентина ушла и унесла с собой большую часть моих сил. Чёрт знает что, подумал я. Голова, ноги.

Монитор насмешливо мигал.

* * *

Так в моей жизни началась Валентина. Мои будни, к тому времени довольно однообразные, она сделала гораздо веселее.

Валентина ходила ко мне полгода подряд, на все исследования, которые я умею делать. Сначала я исследовал ей брюшную полость. Потом — отдельно — мы смотрели почки. В сердце у Валентины нашёлся маленький пролапс. В щитовидной железе, к моему удивлению, было всё в порядке.

Потом мы снова искали ребёнка и, как вы понимаете, ничего не отыскали.

«Странно, — сказала Валентина задумчиво. — Куда он делся?»

Я тоже не знал.

Вся клиника покатывалась надо мной со смеху, но Валентина исправно платила, и никаких претензий к ней не было и быть не могло.

Однажды она записалась на нейросонографию.

— Это исследование не для вас, — пытался объяснить я. — Это для маленьких, понимаете? Младенцам смотрят мозг через большой родничок.

И похлопал себя по голове.

— Давайте тогда посмотрим мозг моему младенцу, — предложила Валентина.

— Сейчас нельзя, — сокрушённо ответил я, — Только когда родится.

Валентина погрустнела. Я посмотрел на часы. До следующего пациента, к сожалению, было ещё целых полчаса. Не успел я ничего сказать, как Валентина вдруг встала со стула и, немного наклонив набок голову со своей кривой стрижкой, выдохнула:

— Доктор, вы такой замечательный.

Её глаза говорили сами за себя. В них светилось счастье.

Через две недели я обнаружил Валентину возле парадной моего дома.

Я шёл с утренней смены и порядочно устал. Солнце светило, глаза слезились. Стоял октябрь, утром выпал снег, один из первых в этом году. Предыдущий растаял неделю назад, а сегодняшний застыл на листьях, торчащих из травы.

Она бродила возле входа в парадную. Возле выкрашенной в бурый цвет грязной скамейки чернел асфальт — вон сколько снегу Валентина вытоптала. Но я не сразу её заметил. Я глядел только под ноги. Ну и просто — не ожидал.

— Юрий Иванович! — сказала она очень грустно.

— Нашли меня.

— Нашла.

— Жену мою встретить не боитесь? — припугнул я.

— Нету жены, — сказала она и достала из кармана сложенную в несколько раз замызганную бумажку. — Мне на запрос ответили, тут всё про вас есть.