Белая обезьяна, чёрный экран

— Что делать? — бушевал Грачёв. — Снять штаны и бегать! Выдать ему бабки просто так или отправить в армию! К чёрту на рога и коленом под зад!

— Я не могу так, — вздохнул я. — Он же сорвётся с крючка. Ударится в бега. Ты тоже отец, Андрей. Представляешь себе, что в башке у этих желторотов?! Выйдет на реальные криминальные структуры, и вот тогда…

— И тогда твоего сына искалечат на всю жизнь, — констатировал Грачёв.

— Ты понимаешь! — воскликнул я.

— Б***! — выкрикнул Грачёв. — Я понимаю! Но так, как ты это делаешь, такие вещи не решаются!

— А как они решаются? — крикнул я. — Как?

— Я не знаю, как решаются такие дела, — прошипел Грачёв. — Но в моей клинике операцию делать запрещаю. Да, да, и даже поверхностный разрез — запрещаю. Ты слышал?

Мы стояли и молча глядели друг на друга. Грачёв сказал:

— Придурки. Семья придурков. Чёрт меня дёрнул с тобой связаться.

На том наш разговор и закончился.

Я ушёл к больным, меня колотило. Я ведь уже обещал Сашке. Нужно было найти какой-то выход.

Пациенты шли, первый, второй, пятнадцатый. Они входили в мою дверь как зомби, все на одно лицо.

Под конец дня еле-еле дошёл до метро.

На выходе из подземки завопил телефон. Взял трубку: Сашка.

— Фаз, завтра всё в силе?

— Да, конечно.

— Хорошо.

— Боишься?

— Немного.

— Не переживай. Всё будет как надо. Три месяца готовились.

Ребёнок замолчал и положил трубку.

Я должен был убедить его взять деньги просто так, без операции. Не знал, получится ли. Не понимал, какие слова сработают. И всё равно я считал удачей, что в тот вечер Сашка приехал за помощью именно ко мне. А я не спугнул его, не принялся читать нотации.

На двенадцать была заказана операционная. Я снял с приёма пять человек, предупредил всех администраторов, что в моём сегодняшнем расписании есть «окно» с двенадцати до двух. За это время я рассчитывал успеть.

Предстоял тяжёлый разговор. Но того, что случится на самом деле, я не мог и предполагать.

* * *

За полчаса до предполагаемой «операции» я заметил, что свободный промежуток в расписании исчез. Пациенты были записаны плотно, один за другим. Две эхокардиографии, три дуплексных исследования сосудов нижних конечностей. Бросился к стойке администраторов. Изменения были внесены главным врачом, Грачёвым Андреем Николаевичем.

Кинулся к Андрюхе за разъяснениями. Ворвавшись в приёмную, оторопел. Там сидели Вика и Сашка.

Сашка, сгорбившись, утонул в кресле и уставился в свой гаджет. Судя по всему, он был спокоен и его больше ничто не волновало. Вика, напряжённая, с прямой спиной, одной рукой оперлась на подлокотник, а другой держала сумку. Она снова изменила цвет волос, превратившись в брюнетку. С густо накрашенными глазами и бледными губами она напоминала девочек-эмо. Я не видел Викторию всего несколько месяцев, а было такое ощущение, что мы не встречались годами.

Бывшая прищурилась.

— Ну-ну, — сказала она вместо приветствия. — Явился, значит. Вот теперь оба два, в присутствии главного врача, будете мне объяснять, что за дурдом вы тут устроили.

Сашка поднял на меня глаза, но быстро опустил их и снова занялся гаджетом.

Я сжал зубы и встал возле стены.

Появился Грачёв. По-дружески кивнул Вике. Протянул руку Сашке, тот волчонком глянул на него из-под всклоченных волос и протянул свою. На меня Грачёв словно бы внимания не обратил.

— Проходите, садитесь, — сказал он, открывая дверь кабинета. — Разговор будет недолгим. У Юрия Ивановича идёт приём.

Грачёв пододвинул Вике стул, и она села. Сашка потоптался и тоже сел. Грачёв прошёл к своему креслу и устроился, положив широкие локти на деревянную столешницу. Справа от него высился монитор, слева — флаг России на тоненькой ножке.

Я остался стоять.

— Андрей… Николаевич, — начала Вика. Понятно было, что отчество добавлено специально для Сашки. — Спасибо, что поставили меня в известность относительно того, что эти двое собирались сегодня предпринять.

— Хватит уже выкать, — отозвался я. — Слушать тошно.

— Это мне тошно слушать. Что вы хотели устроить? — выкрикнула Вика, но Грачёв сделал ей знак, и она умолкла.

— В чём проблема? — спросил я. — В том, что я достал для твоего сына деньги? В том, что не знал, как их ему всучить?

Сашка снова поднял на меня глаза, и я увидел, что в них нет ни страха, ни вины, ничего. Как будто ему всё было безразлично.

— Значит, так?! — выкрикнула Вика. — А меня — меня! — нельзя было поставить в известность? Я тут что, посторонняя?

— Не знаю, посторонняя ты или нет, — сказал я. — Но ты понятия не имеешь, что происходит в жизни твоего сына.

— Да? — Вика снова сощурилась. — И что же в ней происходит?

— А то! — я тоже срывался на крик. — То и происходит! Твой сын попал на бабло, ты в курсе? У него долги, тебе и не снились! Ребёнок отчаялся настолько, что чуть не пошёл продавать себя на органы!

И тут в кабинете повисла тишина, и стало понятно, что ору на всех только я один. Но успокаиваться было поздно.