Белая птица

Сидя и злясь, Анна тем не менее подстерегла, когда Клавдия отлучится с кухни, выхватила из красной крынки на ее столе соленый огурец и унесла к себе в комнату, положила на тарелку и залюбовалась им. Так! Дорог почин. Этот огурец в крынку не вернется. Под пыткой не признаюсь… Вот наш ответ Чемберлену.

Дальше оставалось добыть самую малость: к уздечке коня.

Потряхивая на ладони медяки, Анна посмотрела в окно и увидела на клетчатом, сложенном из каменных плит тротуаре мальчишек, кидающих монеты. Расшибалочка… Игра на деньги! Айда, — сказала себе Анна и побежала вниз по крутой лестнице, слегка посвистывая.

— Эй… ребятишки… примете меня? У меня пятак и трешка.

— Хм… гы…

— Можно, я один раз кину?

— Кида-айте.

Она кинула, пятак ее лег ближе всех других к черте, и она первая присела на корточки над коном… Осмотрительно, неторопливо ударила пятаком по краю, монеты взлетели. Одна упала кверху орлом. Анна подобрала и зажала ее в кулаке. Двушка есть! Еще раз ударила аккуратненько. Еще двушка! А вдобавок к ней копеечка. В третий раз она заспешила, промазала. Поднялась и порозовела под детскими взглядами. В них была надежда, что она шутит. Но она не шутила.

— Вот будете знать, как играть на деньги, — сказала она и со вздохом отдала монетки.

Игроки расхватали кон и разбежались.

Анна вернулась домой. Первым долгом она зашла на кухню и сказала тете Клаве со злостью, что взяла из крынки огурец. Что из этого последует — было неясно. Возможно, обложение владелиц крынок подоходным налогом. Клавдия, чуя подвох, смолчала. Анна вышла на лестничную площадку остудиться.

С третьего этажа сбежала девочка — в слезах, кинулась к Анне и мигом измочила ей рукав блузки.

— Будет, будет, — сказала Анна. — У меня вот тоже… безвыходное положение. — И пошла с девочкой к ее тетрадкам.

Задачка попалась каверзная. И доне́льзя скучно было — наталкивать на решение маленькую зубрилку.

Мать девочки приготовила угощение. Случалось, что она совала Анне и деньги, с достоинством поясняя, что может себе это позволить. Ее муж был официантом в «Савое». Анна собиралась сразу же уйти, не слушая уговоров. Мельком глянула на стол и обомлела… Там были не конфеты.

Там сиял, подобно благородному мрамору, холодец!

Анна подошла и села за стол, глядя на холодец беспомощно и влюбленно. Егорка… Егорка… Я гибну, я пропала.

Хозяйка обрадовалась, отрезала тонюсенький кусочек. Это не от жадности, из жеманства. Она и сладости откусывает так, будто боится обжечься, выпучив глаза. Чай у нее всегда с «алимоном», как она выговаривает по-деликатному (раз «а-пельсин», значит, «а-лимон»).

— Хотите винца красненького? Налью? — спросила хозяйка, видя, что гостья медлит.

«Ты лучше скажи мне, друг сердечный, драгоценный, как его отсюда унести?» — думала Анна.

И тут ее повело… Она вскочила, для чего-то схватила хозяйку за руки и стала толковать о том, как полезен холодец для желудка, а особенно тем, у кого не в порядке печень, а также при подагре, ибо есть подагра богатых и подагра бедных, так говорят лучшие врачи… Несла, закусив удила!

Потом в туманной связи со сказанным она заявила, что не может… не удержится… Отхватила ножом толстый кусок холодца, положила рядом с тонюсеньким и устремилась к двери, унося холодец с хозяйской посудой.

Анна спустилась к себе, задыхаясь. Но погони не было… Итак, огурец плюс холодец. Это, братцы, уже кое-что!

Вслед за тем ее посетила Мысль. Анна стояла у зеркала, когда это случилось. У кого еще могло быть такое лицо? У Нерона, когда он задумал поджечь Рим.

С замирающим сердцем Анна полезла под письменный стол и вытащила оттуда три бутылки из-под вина «Шато-Икем». Три бутылки, товарищи, три! И еще одну из-под водки. Они стояли там с Нового года.

В своем кухонном столе она нашла несколько пивных бутылок и вторую водочную. А с полочки сняла две бутылки — с постным маслом и уксусом. Анна перелила масло и уксус в стаканы, покрыла их блюдечками, соскребла ножом уксусную этикетку и подержала бутылки в кипящей воде, чтобы от них не пахло. Такая же судьба постигла и бутылку с остатком керосина и бутылочку из-под Сережиного молока, перелитого также в стакан.

Уложив все бутылки в сетку, она понесла их в магазин, когда до закрытия оставалось чуть больше получаса. Там ей сказала славная такая блондиночка:

— Глаза у вас есть? Специальная палатка за углом. А вы ходите, ходите… как на футбол!

Анна побежала в палатку, за угол. Палатка оказалась закрытой на учет.

В другом магазине у прилавка стоял продавец, немолодой, с сизыми щеками. Анна ободрилась.

— Ого! — сказал он.

— Хочу разбогатеть.

— Могу только в обмен.

— Хотя бы…

Одну пивную бутылку он хотел вернуть. На горлышке нашел щербинку. Егорка надколол, откупоривая.

— Не могу. Не приму. Не имею полного права, — в три приема сказал продавец.

Анна готова была спорить до последнего, требовать заведующего, кричать. Этого не потребовалось.

— Вы? У меня? — переспросила она, тихо смеясь, и сама себе ответила: — Примете.

И он принял. Назначил, сколько ей доплатить, поставил на прилавок поллитровку.

— Но мне… четвертиночку… — виновато и нежно выговорила Анна.