— Нет. На генетическом уровне он сделал меня умным. И дал хорошее понимание жизни, денег. У меня есть чутье. И относительно твоей дочки тоже есть чутье. Кстати, чтобы ты не сомневалась, мы проверили твой клон в деле. Та, вторая Настя, дважды приходила в твою квартиру. Первый раз, чтобы взять ключи у твоей прислуги.
Слух Насти резануло это слово. Она никогда не относилась к Ирине Валерьевне как к прислуге. Воспитательница ее дочери — да. Но слово «прислуга» она даже подумать не могла в отношении своей помощницы.
— Просто зашла через пять минут после твоего ухода и попросила у нее ключи, сказала, что свои где-то оставила, — продолжал рассказывать Измаил.
— Я об этом не знаю.
— Конечно, не знаешь. Твоя служанка не придала этому факту значения, а значит, совершенно не отличила тебя от того, кто приходил, — вдохновенно рассказывал Измаил. — А второй раз она пришла к вам уже после смерти Самсона. Тогда твоя нянька выгуливала девочку. Веселая, кстати, история, — хохотнул мужчина. — Она прошла в спальню, взяла ее куклу, там их оказалось несколько, а маячок у нее был только один. Знаешь, что вторая Настя сделала, чтобы в случае побега твоя дочура взяла нужную?
Настя покачала головой и, стиснув зубы, продолжала слушать.
— Да просто убрала остальные, — продолжал Измаил. Закинула на верхнюю полку шкафа, чтобы они не бросались в глаза твоей дочери. При обилии игрушек в комнате не сразу и поймешь, что какие-то отсутствуют, правда? — спросил он, радуясь, как ребенок.
Измаил хлопнул в ладоши и наклонился в сторону пленницы, будто во время застолья рассказывал смешную байку.
— Но, ты понимаешь, эта дура проявила инициативу. А какой дурак самый страшный? Правильно. Тот, который с инициативой, — ответил Измаил сам себе. — Она самостоятельно решила поискать записи в детской комнате. Порылась в вещах, что-то там попереставляла, что-то уронила. Мы, конечно, постоянно были на связи. Я торопил ее, слышал, что она действует как слон в посудной лавке. И тут твои вернулись. Даже я в наушнике услышал, как пищала твоя дочь, о чем-то рассказывая своей гувернантке. Ну мы не могли так рисковать, — словно оправдываясь проговорил Измаил. Он помолчал, как будто хотел припомнить все детали событий. — Я приказал ей спрятаться.
Настя вспомнила про разбитую рамку, в которой на стене хранила ключ от ячейки. Вспомнила и странное поведение Ирины Валерьевны. Извинения и настороженность.
Измаил, смеясь, продолжал:
— Она пролежала под кроватью твоей дочери сорок минут, пока ту укладывали спать. Потом, понятно, пришлось уходить. Но твоя прислуга… — Он развел руками. — В общем, мы рискнули, и не зря — получилось неплохо. Твоя нянька, когда встретила Машу, ее так зовут, была уверена, что перед ней ты.
Настя сидела в ужасе от того, что ее дочь действительно может остаться жить с другим человеком. Причем всю жизнь быть уверенной, что это ее мама. Больнее с Настей нельзя было поступить. Невозможно унизить еще больше как мать, которая души в своем ребенке не чает, а дальше ее выбросят из жизни собственной дочери и заменят кем-то другим.
— Значит, Ирина Валерьевна не с вами? — спросила она вслух.
— Какое там, — махнул рукой Измаил. — Все это старичье не ведется на деньги. Помогает только из чувства страха. — Мужчина засмеялся и продолжил: — Причем страха не за себя. Сначала нам пришлось сказать ей, что уберем ее старика. Как, ты думаешь, она отреагировала? Как кремень, — ответил на собственный вопрос Измаил. — Сказала, что тот уже достаточно пожил и сам сильно не расстроится. Пришлось поставить под угрозу жизнь твоей девчушки, ну и твою соответственно. Тут уж она не сопротивлялась.
— И когда Ирина Валерьевна стала с вами работать?
Измаил удивился вопросу.
— Да вот, — он посмотрел на часы, — час назад. — Наши люди ее довели прямо до гостиницы. Если бы мы ее раньше спугнули, неизвестно, как бы она себя повела.
И тут Настю словно осенило.
— Да что за ерунду ты несешь? Как эта женщина, — она указала пальцем в пол, — может пройти под моим именем через границы? А отпечатки пальцев, которые в базе пограничных служб, а сетчатка глаз на фото паспорта? Мои точно есть и здесь, и в Евросоюзе. Ты хочешь сказать, что этой девице переделали и то и другое? Такое невозможно. Да и к чему такие трудности — двойники, операции, слежка? Можно же было разобраться одним выстрелом.
Измаил захохотал. Со стороны могло показаться, что разговаривают два давно знакомых человека, которые обсуждают что-то веселое из их прежней жизни. Никому бы в голову не пришло, что разговаривают жертва и ее палач.